Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "И"

1. Андреев-Кривич Сергей: Крестьянский сын Михайло Ломоносов. Глава четырнадцатая. "Парижский студент"

Входимость: 1. Размер: 12кб.

Часть текста: этого высокого человека в потёртом кафтане. Лицо его густо заросло сивой щетиной, волосы были размётаны, из-под нависших густых бровей насмешливо и умно поглядывали внимательные цепкие глаза. Иван Каргопольский! Вот он каков! — Садись, дьякон, садись, Ломоносов, — кивнул обоим Каргопольский, усаживаясь на скамью. Дьякон и Михайло сели. — Вышел я из дому, вдруг слышу — ты, дьякон, кричишь. Не беда ли? — думаю. — Соседи ведь, рядом живём. Ну, всё, оказывается, слава богу. И вдруг на чистейшем французском языке Каргопольский добавил: — Et le combat cessa faute de combattants! [52] Не понимаешь, Ломоносов? Ничего, скоро поймёшь. Ума искатель. — Вот именно, вот именно, — зачастил дьякон: — ума искатель! Справедливо сказал. А чего ищет, и сам толком не знает. Явился ко мне — и с ножом к горлу: давай, мол, книгу Альваруса! Латынь по ней постигать буду! Очень уж надобна! В науки спешу! И опоздать боюсь! Говорю ему разумное: установлено — крестьянину быть у двора. Разъярился! А и в писании про такое найти можно. Ежели и не прямо, то по смыслу узришь. — Почему же не прямо? А? Почему? Так в писании и сказано: Михайле Ломоносову, куростровскому крестьянину, в науки вступать не должно. У дьякона зло сверкнули глаза: — А-а-а… Что-то не встречал я такого в писании-то, Иван Иванович. Вдруг по ещё пунцовому от волнения дьяконову лицу поплыла сладенькая усмешечка. Он зажмурил от удовольствия рысьи глазки, в горле у него что-то ёкнуло от смеха, и елейным голосом дьякон уже неспешно проговорил: — Значит, усердно писание читаешь, Иван Иванович, ежели такое там вычитал? — А ты поищи, дьякон, поищи. Там на всякий вкус есть. — Угу, угу, — посопел довольно дьякон. — Вот именно. Да что это я?...

2. Об отношении количества материи и веса

Входимость: 1. Размер: 48кб.

Часть текста: considerabimus ipsa prima principia mechanica, adeoque physica in disceptatione esse, summosque seculi hujus viros de iis dissentire. Exemplum luculentissimum est mensura virium motus, quae ab aliis in simplici, ab aliis in duplicata ratione celeritatis assumitur. Всякий раз, как мы рассматриваем огромное множество разных мнений о явлениях природы, мы не без горестного изумления видим, что после стольких усилий великих мужей, после стольких славных открытий, такое множество физических явлений до сих пор остается недостаточно объясненными, особенно в той части естественных наук, которая изучает качества тел, происходящие от мельчайших частиц, недоступных какому бы то ни было зрительному ощущению. Но это будет казаться менее удивительным, как только мы примем в соображение, что самые первые начала механики, а тем самым и физики, еще спорны, и что наиболее выдающиеся ученые вашего века не могут притти к соглашению о них. Самый явный пример этого — мера сил движения, которую одни принимают в простом, другие — в двойном отношении скорости. Non absimili modo id contraversum esse videtur, utrum ratio gravitatis corporum aequa sit mensura...

3. Морозов А.: Ломоносов. Часть третья. X. Поэт и филолог

Входимость: 1. Размер: 120кб.

Часть текста: твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное, перелетит во устах народных необозримый горизонт столетий». А. Н. Радищев В конце 1749 года в Академии наук произошел переполох: 19 октября Григорий Теплов коротко сообщил Шумахеру «о пожаловании камер-пажа Ивана Шувалова в камер-юнкеры». Шумахер подтвердил получение копии указа и уведомил, что об этом «в русские и немецкие ведомости внесено быть имеет». Совершенно неожиданно он получил строгий выговор, начинавшийся словами: «Его Сиятельству безмерно удивительно, как мало подчиненные смотрят на свою должность и отправляют дела свои с крайним нерадением и неосторожностью». Президент приказал немедленно вызвать в канцелярию всех, «на ком сие взыскивать надлежит». Все дело было в том, что в газетной публикации было опущено отчество недавнего камер-пажа Шувалова, произведенного в камер-юнкеры. Переводчику Лебедеву и корректору Барсову было строжайше указано, чтобы они впредь «чины особливого достоинства всегда вносили в газеты с их именем и отчеством и с надлежащею учтивостью», и профессору Ломоносову поручено отныне «над ведомостною экспедицией смотрение иметь». Перепуганные корректоры лепетали, что они «у многих людей об отечестве Шувалова спрашивали, но никто нам того объявить не мог, чего ради мы, отчества его не зная, так и оставили». Возвышение Ивана Ивановича Шувалова взволновало не только Академию наук. «Это было событием при дворе», — пишет в своих мемуарах Екатерина II. Участники переворота, возведшего на престол Елизавету,...

4. Берков П. Н.: Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765. Глава шестая. Последний этап полемики

Входимость: 1. Размер: 78кб.

Часть текста: знаком города Риги за хозяйским столом сидели три направляющихся из Петербурга в Париж француза: капитан царнцыной гвардии Измайловского полка, шевалье де-Реньяк, купец То-рэн и аббат Лефевр. К ним подсел офицер шведской службы, назвавшийся бароном Стакельбергом, и стал беседовать на темы международной политики, и между прочим сообщил, будто государственные шведские чины довольно известны, что знатные русские господа нынешним правлением весьма недовольны и что вскоре там чрезвычайные дела видимы будут. Когда французы выразили желание более подробно узнать у шведского офицера о подготовляемой в России революции, последний, сведан от служителей де-Реньяка, что тот находится на русской службе, больше уже не появлялся. Проездом через Берлин французы уведомили русского посла гр. Чернышева о своей встрече, и в результате этого, по прибытии в Париж, были по указу короля посажены в Бастилию, для учинения письменного объявления. . . о некоторых разговорах, . . . которые разговоры являлися ему (шевалье де-Реньяку) интересовать безопасность царицы государыни его. В отношении первых двух задержанных протокол был очень краток и сдержан; некоторые подробности сообщает протокол о Лефевре. Спрашивай о имяни, прозвании и чине. Сказал: зовут-де его Этиен Лефевр, родом из Кутанценской эпархим, от роду ему около шестидесяти...

5. Андреев-Кривич Сергей: Крестьянский сын Михайло Ломоносов. Глава шестнадцатая. Мирское дело

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: мосту через Анашкино озеро, Ломоносов, миновав главную улицу Холмогор, вышел к крутому берегу Курополки, к месту, где он падаёт к воде земляными щелями. Внизу широко в намытых песчаных берегах текла медленная и холодная река. За Курополкой, против высокого холмогорского берега, лежал Куростров. Над Нальостровом, Нижней Юрмолой, двинским полоем Ухтостровкой и дальше, к Вавчуге, низко нависли облака. На островах разбросались островерхие стога. Упавший уже мороз покрыл свежей изморозью бурое от дождей сено. Прямо под низкие облака взлетали и метались в стылом воздухе и кричали бездомные галочьи стаи. Глубокая осень была в той поре, когда вдруг к какому-либо утру со всех сторон откроется глазу белая земля, которую сплошь за ночь покрыл упавший тихо в темноте снег, и станет зима. Склонив голову, Михайло шёл по похрустывавшей под ногами, прохваченной морозом дорожной обочине. Шёл он медленно, сбивая на ходу носком сапога то кочку, то заиндевевший куст ромашки. Что же это сказал в конце Каргопольский? Может, по слабости не выстоял он в жизни? Непохоже… Нет. Просто тревожится. Привык к своему страданию и будто тешится им. Рану нарочно бередит. И Михайло вспомнил разговоры с раскольничьим дедом Егором. «А ты полюби, полюби своё страдание, — говорил ему дед Егор, — полюби. Вдруг правды в нём больше, чем в радости». Больше? Нет. Страдание — боль, от боли — уходить. Разве что живое намеренно...