Хвалить хочю Атрид,
Хочю о кадме петь,
А Гуслей тон моих
Звенит одну любовь.
Стянул на новой лад
Недавно струны все,
Запел Алцидов труд,
Но лиры звон моей
Поет одну любовь.
Прощайтеж нынь, вожди,
Понеже лиры тон
Звенит одну любовь.
Примечания
Печатается по собственноручному подлиннику (ЦГАДА, ф. Госархив, р. XVII, № 6, ч. IV, л. 607 об.).
Впервые напечатано — «Литературная газета», 1936, № 65 (628), 20 ноября.
Датируется предположительно второй половиной 1738 г. Публикуемый перевод относится совершенно бесспорно (см. ниже) к моменту чтения и изучения Ломоносовым статьи И. Готшеда «Versuch einer Uebersetzung Anacreons in reimlose Verse» («Опыт перевода Анакреона белыми стихами»), а изучением работ Готшеда Ломоносов занимался особенно усердно, по-видимому, в 1738 г.: об этом свидетельствует список приобретенных им в этом году книг (т. X наст. изд., документ 500), где есть немало таких, на которые ссылается Готшед. Перевод оды Фенелона (стихотворение 2), датируемый 1738 г., говорит о том, что в этом году Ломоносов уделял внимание не только теоретическому изучению западноевропейской поэтики, но и практической работе над стихотворными переводами. Совершенно несомненно, наконец (см. ниже), что, изучая вышеупомянутую статью Готшеда, Ломоносов в то же или почти в то же время конспектировал «Трактат о возвышенном» Лонгина во французском переводе Буало, а приняться за это он мог только после того, как основательно усвоил французский язык; уроки же французского языка он брал с мая 1737 г. (т. X наст. изд., документ 500) по конец 1738 г. (Куник, I, стр. 133). К концу этого последнего периода, т. е. ко второй половине 1738 г., и относится, по всем вероятиям, как конспект перевода Буало, так и публикуемый перевод анакреонтической оды. Более подробные и притом весьма ценные соображения относительно датировки этого последнего перевода содержатся в статье Е. Я. Данько «Из неизданных материалов о Ломоносове» («XVIII век», сборник 2, М. — Л., 1940, стр. 249—261). Автор этой статьи не решается судить, был ли написан этот перевод до или после перевода оды Фенелона, но совершенно справедливо отмечает, что сопутствующие переводу анакреонтической оды записи Ломоносова на французском языке орфографически более исправны, чем переписанный Ломоносовым французский текст оды Фенелона (там же, стр. 259). То же можно сказать и о качестве русского стиха в том и другом произведении: перевод анакреонтической оды написан более уверенной рукой, чем перевод французской.
Публикуемый перевод Ломоносова оставался неизвестен без малого двести лет — до 1936 г. Честь его открытия принадлежит Е. Я. Данько, которая обнаружила его среди бумаг «отца русского фарфора» и спутника Ломоносова по заграничной командировке, Д. И. Виноградова. В несшитой тетради, куда Виноградов вписывал свой перевод немецкой книги «Пробирерная наука», несколько листков заполнено рукой Ломоносова. Его записи начинаются с заглавия издававшегося Готшедом с 1732 г. журнала «Beiträge zur Critischen Historie der Deutschen Sprache, Poesie und Beredsamkeit» («Вклад в критическую историю немецкого языка, поэзии и красноречия»). Далее следуют конспективные выписки из напечатанных в этом журнале работ Готшеда по лингвистике и поэтике и, в частности, из вышеупомянутой его статьи о переводах Анакреона. Из этой статьи Ломоносов выписал греческий текст анакреонтической оды «К лире», немецкий ее перевод, выполненный Готшедом, и выполненные другими авторами переводы той же оды на латинский, французский, итальянский и английский языки (некоторые в двух вариантах). К этим переводом Ломоносов присоединил и свой, русский перевод этой же самой оды.
Е. Я. Данько доказала весьма убедительно (ук. соч., стр. 259—260), что частью той же тетради являются и обнаруженные в другой пачке бумаг Виноградова (ЦГАДА, ф. Госархив, р. XVII, № 9, лл. 2—7) листки, содержащие составленный Ломоносовым конспект трактата Лонгина во французском переводе Буало.
Переведенная Ломоносовым ода приписывалась в его время Анакреону, а на самом деле принадлежит кому-то из позднейших его подражателей, появившихся в эпоху эллинизма.
размер оригинала. Содержание же оды передано Ломоносовым не с меньшей, а, пожалуй, даже с большей точностью, чем это удалось сделать самому Готшеду и одному из латинских переводчиков оды, Э. Лубину. Другие напечатанные Готшедом переводы не выдерживают сравнения с ломоносовским. Большинство стихов переведено Ломоносовым дословно. Тем удивительнее, что он сумел при этом мастерски передать поэтический тон подлинника.
Некоторой данью литературной неопытности явились только слишком русские «гусли» и приказное «понеже».
«Я не могу довольно о том нарадоваться, — писал год спустя Ломоносов, — что российский наш язык не токмо бодростию и героическим звоном греческому, латинскому и немецкому не уступает, но и подобную оным, а себе купно природную версификацию иметь может» (т. VII наст. изд., стр. 13). Е. Я. Данько права, когда полагает, что на эту мысль могло навести Ломоносова сопоставление своего перевода анакреонтической оды с переводами ее на другие языки (Е. Я. Данько, ук. соч., стр. 263).