Геройство с кротостью, с премудростью щедроты,
Соединенныя Монаршески доброты
В благоговении, в восторге зрит сей дом,
Рожденным от наук усердствуя плодом.
Блаженства новаго и дней златых причина,
Великому Петру во след Екатерина
Величеством Своим снисходит до Наук
И славы праведной усугубляет звук.
Коль счастлив, что могу быть в вечности свидетель,
Богиня, коль Твоя велика добродетель!
Примечания
Печатается по тексту первой публикации.
Местонахождение подлинника неизвестно.
Впервые напечатано — СПб. Вед., 1764, № 48, 15 июня.
Датируется предположительно 7 июня 1764 г. на основании заметки в вышеупомянутом номере СПб. Вед., где сказано, что в этот день при отъезде Екатерины II из дома Ломоносова он поднес ей стихи «тогдашнего им сочинения». Написал ли он их заранее, будучи предупрежден о предстоящем приезде императрицы, или же сочинил их экспромтом во время ее пребывания у него в доме, остается неясным.
Екатерина II «с некоторыми знатнейшими двора своего особами» прибыла в дом Ломоносова на Мойке 7 июня 1764 г. в четвертом часу дня и оставалась там более двух часов, до исхода шестого часа. Ломоносов успел показать ей за это время «работы мозаичного художества» для «монумента» Петру I в Петропавловском соборе, т. е. картину «Полтавская баталия», которая к тому времени была окончена набором и находилась в стадии шлифовки (т. IX наст. изд., примечания к документу 99), уже начатую, вероятно, набором картину «Азовское взятие» и эскизы четырех других картин (там же, документ 104, стр. 171), а также «новоизобретенные им [Ломоносовым] физические инструменты и некоторые физические и химические опыты». Таковы вполне достоверные сведения, занесенные в Камер-фурьерский журнал 1764 г. и обнародованные восемь дней спустя вместе с публикуемыми стихами в СПб. Вед., где на все лады восхвалялось «монаршее благоволение к наукам и художествам».
который внес его в свои записки со слов Е. Р. Дашковой, входившей будто бы в состав той свиты, с которой Екатерина II появилась в ломоносовском доме. Но когда Дашкова делилась своими воспоминаниями с Глинкой, со времени данного эпизода прошло уже около сорока лет, а Глинка записал ее рассказ только около тридцати лет спустя после того, как его услышал. Надеяться при таких условиях на точность его сообщения не приходится. П. П. Пекарский прав, когда не доверяет и воспоминаниям Дашковой: в 1764 г. Екатерина II относилась к ней уже настолько недружелюбно, что едва ли допустила бы ее в свою свиту при поездке к Ломоносову. Да и сама Дашкова признается, что в эту пору жила вдали от двора (Записки княгини Е. Дашковой. «Всеобщая библиотека», СПб., 1906, № 6, стр. 83—85). Крайне неправдоподобно, кроме всего прочего, упоминание Дашковой о том, будто в кабинете у Ломоносова в летнее время топился камин. Таким образом, сообщение Глинки о содержании разговора Екатерины II с Ломоносовым лишено исторической достоверности и как таковое не заслуживает повторения. Интересующиеся им могут прочитать его в Акад. изд., т. II, стр. 358—359 втор. паг. или Билярский, стр. 788—789.