Эпиграмма ("Между Сенатских цуков")

ЭПИГРАММА^а

Между Сенатских цуков —^{б, 1}
Что вижу я? И Ж....^в
Дивятся все, дивишься ты и сам: ^г
д

Примечания

Печатается по тексту первой публикации с указанием в сносках вариантов по публикации в журнале «Маяк, журнал современного просвещения, искусства и образованности», 1842, т. II, кн. IV, отд. «Замечатель», стр. 81.

Местонахождение рукописи неизвестно.

Впервые напечатано — «Новые ежемесячные сочинения», 1786, декабрь, ч. VI, стр. 67.

— см. ниже) по 25 апреля 1763 г. (когда Сенат последний раз занимался рассмотрением дела о Жукове). Учитывая, с одной стороны, упоминание о громе, а с другой стороны, болезнь, постигшую Ломоносова в июле 1762 г., можно думать, что эпиграмма была сочинена либо в апреле — июне 1762 г., либо в апреле 1763 г., что, однако, менее вероятно, так как к этому времени освобождение Жукова из-под ареста уже перестало быть новостью.

В «Новых ежемесячных сочинениях» 1786 г. под эпиграммой напечатано следующее пояснение от редакции: «Эпиграмму сию сочинил г. Ломоносов, будучи в присутственном месте во время грозы, по просьбе Ж..., который сам желал, чтоб сочинитель представил ему гром в стихах». Редакция журнала «Маяк», напечатавшая эпиграмму по какой-то другой рукописи (которая, как и первая, не отыскана) и не знакомая, по-видимому, с публикацией 1786 г., предпослала эпиграмме несколько более пространное пояснение, а именно: «Некто Жуков, один из известных лиц в то время, родственник Сумарокова, при связях и богатстве достигший почестей, любил ездить с пышностью и по праву своего чина — цуком; ему случилось увидеть в Сенате Ломоносова в то самое время, как была сильная гроза. Ну, господин пиит, — сказал он ему, — напиши стихи на приезд мой в Сенат во время грозы. Ломоносов, не приготовляясь, отвечал» (далее следует текст эпиграммы).

М. И. Сухомлинов справедливо отмечает отсутствие «положительных указаний» на то, что эпиграмма относится к А. П. Жукову (Акад. изд., т. II, стр. 418 втор. паг.), однако же содержание ее едва ли позволяет сомневаться в том, что она направлена именно против этого лица. Отставной офицер А. П. Жуков, занимавший в 1744—1752 гг. должность пензенского воеводы, стяжал в Ломоносовское время позорную известность бесчисленными служебными преступлениями, граничившими с прямым разбоем. Жертвой этого ненасытного и жестокого хищника, возглавлявшего целую шайку подобных ему насильников и вымогателей (их оказалось больше сотни), было жившее в окрестностях Пензы мордовское крестьянство. Юстиц-коллегия, где накопилось 233 следственных дела о Жукове, была вынуждена, по требованию Сената, тратить на рассмотрение этих дел два дня в неделю, но не успела еще вымести по ним никакого решения, когда 7 февраля 1762 г. генерал-прокурор А. И. Глебов объявил Сенату указ Петра III об освобождении Жукова из-под стражи. А 1 апреля того же года последовал новый императорский указ о прекращении следствия и о сдаче всех дел о Жукове в архив. С этих-то пор Жуков и стал появляться в Сенате, хлопоча о возвращении описанного имущества и об утверждении в правах наследства после жены, убитой в 1754 г. родным сыном («Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских при Московском университете», 1888, кн. 1/144, отд. II, сообщение 6, стр. 1—40). Понятно при этих условиях, как должен был удивиться и возмутиться Ломоносов, увидев перед подъездом высшего государственного учреждения пышную упряжку того, кому место было только в тюрьме, на каторге или даже на эшафоте. Если редакция «Маяка» верно передала наглый тон обращения Жукова к Ломоносову, то негодование поэта станет еще понятнее.

¹ Цук — точнее цуг, запряжка лошадей гуськом, т. е. двумя или тремя парами, расположенными одна за другой. В XVIII в. число лошадей, впрягаемых в повозку, определялось чином седока. Цугом имели право ездить только люди, состоявшие в высоких чинах. Ср. у Грибоедова: «Весь в орденах; езжал-то вечно цугом».