Фортуну вижу я в тебе или Венеру
И древняго дивлюсь художества примеру.
Богиня по всему, котора ты ни будь.
Ты руку щедрую потщилась протянуть.
Когда Венера ты, то признаю готову
Любителю наук и знаний Воронцову
Златое яблоко отдать за доброту,
Что присудил тебе Парис за красоту.
Когдаж Фортуна ты, то верю несумненно,
Что так недвижно ты установила круг,1
Коль истинен Патрон и коль он верен друг.
Примечания
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой (ААН, ф. 20, оп. 3, № 134, л. 69) и снабженному каллиграфически выведенной подписью «Ломоносов»; в этой подписи, по совершенно справедливому замечанию М. И. Сухомлинова, «нет тех особенностей ломоносовского почерка, по которым можно определить его с несомненною точностью» (Акад. изд., т. II, стр. 385 втор. паг.).
— Архив кн. Воронцова, кн. IV, М., 1872, стр. 502.
Датируется 1759 г. на основании следующего сообщения Ломоносова, введенного им в «Роспись упражнений сего 1759 года»: «Сочинил краткие стихи: 1) на Фортуну» (т. X наст. изд., документ 517). С утверждением Л. Б. Модзалевского (Акад. изд., т. VIII, стр. 195 втор. паг.), что под этими «краткими стихами» Ломоносов разумел, будто бы, свой перевод оды Ж. -Б. Руссо «К Фортуне» (стихотворение 241), согласиться нельзя: говоря о переводном произведении, Ломоносов не сказал бы «сочинил» и не назвал бы «краткой» оду, содержащую 150 стихов.
Первый издатель публикуемых стихов П. И. Бартенев и Л. Б. Модзалевский считали их написанными «в честь императрицы Елисаветы Петровны» (Архив кн. Воронцова, т. IV, М., 1872, стр. 502; Акад. изд., т. VIII), что едва ли подтверждается их текстом. Ломоносову случалось называть императрицу Елизавету Минервой и Дианой, но вряд ли бы решился он назвать ее Фортуной, богиней слепой случайности, или — еще того менее — Венерой, богиней любви. Гораздо больше оснований признать данное стихотворение (как это и сделал М. И. Сухомлинов) написанным в честь М. И. Воронцова, который прямо в нем упомянут и в архиве которого оно было отыскано. Обращено же оно, как видно из первых двух стихов, и не к императрице, и не к Воронцову, а к какому-то находившемуся, очевидно, у Воронцова произведению античного изобразительного искусства. Сюжет произведения был, по-видимому, неясен (Фортуна или Венера). Попытку разгадать этот сюжет Ломоносов весьма искусно обращает в своего рода «похвальное слово» Воронцову, превознося его любовь к «наукам и знаниям», его «доброту» и верность его дружбы, а заодно предсказывая ему «непременное», т. е. прочное, счастье. Чтобы оценить значение этого предсказания, следует вспомнить, что стихи писались в тревожное военное время, вскоре после назначения Воронцова канцлером, т. е. руководителем внешней политики русского правительства.
1