31
1753 АВГУСТА 18. И. -Д. ШУМАХЕРУ
Wohlgebohrener Herr Rath,
insonders hochgeehrtester Herr.
Weil Ew. Wohlgebohren haben gestern zu sagen beliebt, daß die Dissertation des v[erstorbenen] H[errn] Professor Richmans nach derselben Meinung könnte bey einer andern Gelegenheit gedruckt werden, wie auch der Actus von mir allein für sich gehen sollte. Ich habe dem nachgedacht und befunden, daß ich alles, was in der gedachten Dissertation ist, nicht mit gutem Gewiessen und darzu in Nahmen der Acad[emie]1* bejahen kan[n]; in dem die Meinung des H. Richmans von dem Indice Electricitatis naturalis nicht nur durch meine [Ob]servationes,1* die schon publiciret sind, sondern gar durch seyn Todtes Fall übern Haufen geworfen worden. Ich wi[ll]1* deßwegen meine unmaßgäbliche Me[i]nung1* Ew. Wohlgebohrn[en] mit Theilen. Es ist deroselben bekannt, daß meine Rede mehr als eine Antwort anderer seyn kann; deßwegen wird sie zu einem Haup[t]1* Aufsatz sich gut genug schicken; darauf ein[e]1* 1* kan[n], der auch zugleich die [P]ublication1* proponiren mag. Der Herr Professor Grischau als Secretaire der Conferentz wird, meiner Meinung nach, der Anständigste darzu sein. Ich erwarte mit Schmertzen die Reso[lu]tion aus Moscau und mit allem schuldigen Respect verharre
Ew. Wohlgebohrnen
gehorsamster Diener
d. 18 Aug.
1753
Перевод
Высокородный г. советник, высокочтимейший господин.
Вследствие того, что вашему высокородию угодно было вчера сказать, что диссертация покойного г. профессора Рихмана могла бы быть, по мнению вашего высокородия, напечатана при другом случае, равно как и акт должен был бы лечь на одного только меня, я это обдумал и нашел, что не могу по чистой совести и к тому же от имени Академии одобрить всего заключающегося в названной диссертации; ибо мнение г. Рихмана об указателе естественного электричества совершенно опровергнуто не только моими наблюдениями, которые уже опубликованы, но и, в особенности, самым фактом его смерти. Посему я хочу сообщить вашему высокородию мое скромное мнение. Вашему высокородию известно, что моя речь может представлять собою нечто большее, чем ответ на чью-либо другую, почему она довольно хорошо подойдет в качестве главной речи; на это может последовать короткий ответ какого-либо академика, который может вместе с тем предложить и напечатание его. Господин профессор Гришов как секретарь Конференции будет, по моему мнению, для сего наиболее подходящим. Я с волнением ожидаю резолюции из Москвы и со всем достодолжным почтением пребываю вашего высокородия покорнейшим слугою
18 августа
1753
Примечания
Печатается по собственноручному подлиннику (ААН, ф. 20, оп. 1, № 133).
Подлинник на немецком языке.
— Модзалевский, стр. 304 и 309.
В письме идет речь о «публичном акте» Академии Наук, назначенном первоначально на 5 сентября 1753 г. На этом акте Рихман должен был выступить с речью о своих опытах по электричеству, а Ломоносову вменялось в обязанность «на то ответствовать и содержание диссертации слушателям объявить на российском языке» (Билярский, стр. 205—206). Смерть Рихмана и возникшие в связи с ней толки о кощунственности его опытов (см. примечания к письму 30) дали повод Шумахеру возбудить перед Разумовским вопрос о том, чтобы публичный акт был отложен, а тема об электричестве — снята (ААН, ф. 3, оп. 1, № 522, л. 326 об.). Скрыв это свое представление от академиков и, в частности, от Ломоносова, Шумахер, как видно из публикуемого письма, продолжал вести с ними разговоры о программе того самого «публичного акта», об отмене которого писал Разумовскому. Лицемерие его шло еще дальше: на письмо Ломоносова он в тот же день ответил ему весьма любезно, что согласен с его доводами и что считает справедливым, чтобы работа Ломоносова об электричестве явилась на акте главной (Пекарский. Доп. изв., стр. 58). Коварство Шумахера усугублялось еще и тем, что о своих переговорах с академиками он не осведомлял Разумовского. Все это, вместе взятое, создавало ту тяжелую обстановку, как нельзя более благоприятную для всякого рода взаимных обид и недоразумений, на которую не раз жаловался Ломоносов.
Спустя несколько дней после отправки Ломоносову вышеупомянутого любезного письма Шумахер получил из Москвы полуофициальное известие, что его представление одобрено Разумовским (ААН, ф. 3, оп. 1, № 177, лл. 101—102), а 9 сентября того же года Теплов сообщил ему о том же уже вполне официально: публичная ассамблея откладывалась на апрель будущего года, «и о какой материи речи читать должно, о том Канцелярия представить заблаговременно его высокографскому сиятельству имеет» (там же, л. 104).
Таким образом, Ломоносов оказывался лишен возможности огласить одно из наиболее выдающихся своих исследований, где он развивал и обосновывал свою собственную теорию явлений атмосферного электричества.
О дальнейшем ходе этого дела см. т. III наст. изд., стр. 515—518 и примечания к письмам 32 и 34.
«Новых комментариях» под заглавием: «De indice electricitatis et de ejus usu in definiendis artificialis et naturalis electricitatis phaenomenis dissertatio» («Novi Commentarii», т. IV, стр. 301—340. Русский перевод под заглавием «Рассуждение об указателе электричества и о пользовании им при исследовании явлений искусственного и естественного электричества» см.: Г. -В. Рихман. Труды по физике. М., 1956, стр. 338—359).
—1907. СПб., 1908, стр. 7).
1* Вырвана часть листа по корешку письма.