Крафт Г. В.: О сохранении здравия (перевод Ломоносова)

О СОХРАНЕНИИ ЗДРАВИЯ

Здравие тела есть, по согласию всех людей, един из благороднейших плодов, которыми мы во временной сей жизни наслаждаемся. И ежели тое разум и добродетель, как свое ядро, в себе имеет, то приводит оно человека в полное совершенство. Того ради кто бы не хотел всеми силами стараться оное безопасно и безнаветно содержать? Через оное мы в состоянии пребываем, чтобы наши должности, которые нам от бога и от нашей верховной власти наложены, пристойными мерами отправлять. Оно необходимую часть горести жизни сея услаждает. Однако многие коль мало сего неоцененного дара как от бога просить, так и ближнему желать, что очень добро, обыкновенно себя понуждают, толь скудно к содержанию оного у себя самих и те способы употребляют, которые им натура добровольно подает и которые они в своей власти имеют. Ибо они чают в том несколько трудной осторожности, а иногда и противного принуждения, на которые оба сомнения тому никогда смотреть не надлежит, кто от тяжкой немочи в постелю склонен быть боится: понеже они думают, что будут всегда медики, которые тое, что они тут или инде просмотрели, опять навести могут. Однако очень себя обманывают: понеже, по собственному свидетельству славнейших медиков, медицину хотя безопасно и полезно употреблять можно, однако весьма не во многих болезнях. В большей сих части долженствует она так натуре последовать и наблюдать, где сия оной требует, как и мы прежде, нежели в руки медиков впали, легчайшим трудом и без того, чтобы нам больно было, то же чинить могли. Ибо несравненно легчае настоящее здравие соблюсти, нежели потерянное возвратить можно. И как натура каждого обязывает о соблюдении и продолжении своей жизни стараться, подобным образом оная обязывает нас и к собственному осторожнейшему хранению нашего здравия, понеже без оного жизнь наша бездельна. Non est vivere, sed valere, vita, то есть: «Жизнь не в том состоит, чтобы только жить, но в том, чтобы здравствовать», — совсем правдиво говорит древний римский стихотворец Марциал^1*. Разумный хозяин печется сам о своем доме, в котором он живет: не приставливает соседов, чтобы они надсматривали; не дожидается, пока они придут и покажут, что тут или инде на стенах щели появились и чрез другие повреждения дом его к своему падению приближился. Его собственное наблюдение усматривает самые малые недостатки скоро в начале и исправляет их прежде, нежели они больше будут. Не долженствует ли наш дух равное прилежание употреблять, чтобы ему свою к нарушению склонную хижину толь долго пряму и без повреждения сохранить, коль долго чрез благоволение ее всемудрого архитектора и чрез помощь доброхотной натуры быть может. Итак, никто в том спорить, надеюсь, не будет, что к исполнению оного звания, которое мы нашему телу должны, всякий труд полагать надлежит; только лишь некоторые будут в надлежащем к сему искусстве скудость иметь. Однако уже славнейшие мужи искали сей недостаток исправить, а особливо в сей науке в нынешнее время славный медик, тайный советник и публичный профессор медицины в Гале доктор Фридрих Гофман всякой похвалы достоин, понеже он такие средствия предложил, которые каждый в своей власти имеет и чрез что не только свое здравие по силе сохранить может, но и некоторые случающиеся болезни скоро сперва сам и без чужой выпрошенной помощи полезно отвратить. Для того из полных искусства латинских книг сего знаменитого мужа, которые в прошлом годе вместе печатью изданы, намерился я оное, что к сему предприятию надлежит, с возможным прилежанием собрать и благосклонному читателю предложить. Откуду мы не без увеселения увидим, что человеку, при толь многих слабостях, которым он подвержен, чрез доброхотство натуры также, напротив того, многие легкие способы добровольно поданы.

Первая книга, которую я моему намерению пристойно пройти хочу, пишет: De medico sui ipsius («О том, как всякому самому себя лечить»). Причем в первых надлежит всякому в себе самом наблюдать, здрав ли он или немощен. И понеже многие в сем обманываются, то можно при сем следующие знаки примечать. Здравый человек есть тот, у которого натуральная охота к пище и питью по обыкновению находится и природный оных выход по пропорции последует. Он не чувствует ни в коей части своего тела какой-нибудь болезни, тягости или слабости, но бывает в полной своей силе, скор, к трудам бодр, имеет умеренный пульс, с посредственным теплом членов; дух его благорастворен и к веселию склонен, и при всем том не имеет он безмерного сна, однако оного не лишен, который ему дает отраду и его ободряет. Напротив того, подлинную настоящую или наступающую немощь являют следующие знаки. Теряется охота к пище, и вместо того бывает она претительна с некоторым позванием к блеванию и с великою жаждою, притом запираются все человеческие проходы. Тело бывает слабо, тяжело и как утруждено. Сон теряется или бывает беспокоен и не подает никакой отрады; пульс ходит скоро и сильно. Иногда находит скоропостижный жар или стужа, вступает в лицо бледность, болезнь в голову или другие члены, мысли притом опускаются и ко всяким крепким движениям бывают склонны. Второе очень надобно рассмотреть, что за подлинные начала и причины всех болезней признать надлежит. Первейшая причина есть воздух. Ибо искусство показывает довольно, что при влажной, к дождю склонной и туманной погоде тело тяжело и дряхло бывает, от безмерно студеной нервы очень вредятся, и иные, сим подобные, неспособства случаются. Потом ядение и питие, которое немочи причиною быть может, ежели кто оного чрез меру примет, между тем труды и упражнения телесные опускает и много без дела остается; или также, ежели кто многие разные пищи, которые не одной натуры, а особливо к которым он не привык, не различая, принимает. Наши прадеды, которые совсем простую пищу имели, жили много долее, нежели мы; и самый простой народ, который молоком, хлебом, сыром, маслом и водою питается, превосходит в нынешнее время здравием и долгою жизнию оных, которые дорогими и изобильными пищами наслаждаются. Напоследи еще принадлежат к причинам болезней и пристрастия души нашей, понеже довольно известно, что за вреду нечаянное испуганье, гнев, печаль, боязнь и любовь нашему телу навести могут. Отсюду легко можно следующие общие правила произвести, которые неотменно совсем нужны к сохранению здравия быть долженствуют: 1) надобно опасно чужаться всяких плодов, излишно теплого или студеного воздуха, но, сколько можно, всегда в таком жить, который сух, свеж и умеренно тепл; 2) весной и осенью, когда состояние воздуха очень часто и скоро переменяется, надлежит тепло надеваться, есть меньше, нежели в иное время, и стараться, чтобы чрез питье чая или паренье в бане в то время обыкновенно запертые в нашем теле пары свободить; 3) при долговременной влажной погоде очень здорово ренское пить и табак курить, ежели кто обык; однако все умеренно; 4) от холодных и сиверких ветров тело надобно всегда осторожно прикрывать, а особливо кто к катарру склонен или недавно от болезни освободился; 5) ежели каким местом общие немощи овладеют, которые от испорченного воздуха происходят, то блюдись от всякого отягощения желудка и старайся чрез легкие лекарства, чтобы всегда пронос тела был. В рассуждении пищи и пития следующая осторожность полезна: 1) надлежит всегда жить трезво и умеренно; древние люди говорили: Modicus cibi, medicus sibi («Кто мерно ест, тот сам себе лекарь»); 2) ежели в ком много крови, тому не надлежит много мяса есть, также мучнистых и жирных кушаньев и тех, которые из оных плодов состоят, что в кожушках родятся, и притом не надобно пить крепкого вина; 3) слабым и к немочи склонным людям, а особливо нежным женским особам надлежит опасаться кислых вещей; 4) соленые и копченые кушанья натуре сноснее, нежели свежие; 5) меру пищи, которую кто принять хочет, надобно по трудам и по своей силе определить; 6) никогда не надлежит есть прежде, пока перед тем принятые пищи в нас не изныли, что признать можно, ежели тело легко и бодро стало, облегчения его были, надмения все перестали и охота к еде опять пришла; 7) питье быть должно легкое и скоро проходящее; 8) пить не надобно через меру мало, понеже жидкие вещи нашей натуре очень полезны; 9) после кушанья не надлежит крепких напитков принимать; 10) холодное питье, немалою мерою в разжарелое тело принятое, так, как яд, вредно. Представления в рассуждении страстей в том состоят: 1) старайся свой ум всегда спокоен, без излишнего требования или великого желания содержать, и сие особливо, ежели кто есть или спать хочет. К сему служит правдивое и нелицемерное благочестие, совершенная надежда на бога, прилежное чтение священного писания, удаление от лености и умеренное обхождение с честными и благочестивыми особами; 2) ежели кто впадет в жестокое пристрастие, то лучше в таком состоянии не пить и не есть, но больше надобно проносное принять. При сих правилах надлежит и следующие памятовать: 1) кто крепкую и здоровую имеет натуру, тому не надобно очень порядочно жить, но все, что ему случится, надлежит умеренно употреблять и делать; 2) вкоренившегося обыкновения не должен никто вдруг разом, но помалу отставать; 3) ежели наша натура некоторых вещей совсем снести не может, то лучше от них удаляться, нежели себя к тому принуждать. Напоследи должны мы все оное чинить и наблюдать, что нашего тела силы содержит, а того убегать, что оные слабит, из которых к последнему причитаются: частое крови пускание и очищения внутренния части тела, рвотные лекарства, отягощение желудка чрез ядение и питие, долгое сидение ночью и иные, к сим подобные.

«О воде, как о общем всех болезней лекарстве»). Многие медики о том старались, как бы им, особливо чрез химию, способ найти против каждой болезни. Однако в сем случае, равно как и в других многих трудных вещах, еще по сие время при одном желании осталось, и не без основания верить можно, чтобы такое общее лекарство против всех болезней когда сыскано было. Ибо мы, по свидетельству самых лучших докторов, не имеем поныне еще и такого средствия, которое бы только едину болезнь всегда верно и безопасно вылечить могло, но как и тому статься можно, чтобы лекарство сыскать, которое бы против всех болезней довольно силы имело. Многие надеются, что в лекарстве, называемом хина, несомненная помощь против лихорадки находится, во ртуте против французской болезни, в селитре против чрезмерно разжаревшей крови, в опии против всяких досадностей тела; лекарства, в которых несколько железа примешано, служат против болезней селезенки, сера добра для груди, боброва струя укрепляет нервы, все горькие вещи добры для испорченного желудка и против водяной болезни, и проч. Однако прилежное и осторожное искусство учит много раз тому противно, и лекарства действуют не токмо по одному состоянию своих собственных сил, но купно и по свойствам того тела, которое их принимает. Напоследи, не допускают также толь многоразличные причины наших болезней, подобно как и разные роды тела человеческого, ни единому такому универсальному средствию нас от всяких телесных недугов свободить. После сего, что остается нам еще за надежда, когда мы рассудим, что наше смертное тело, которое всегда во всех своих частях к согнитию склонно и только от одного беспрестанного движения крови и других в ней содержащихся соков в добром состоянии сохраняется? Где такие средствия взять, которые сие движение в непрерывном продолжении сохранить могут? Понеже довольно известно, что оные сосуды, в которых сии жидкие материи текут и которые от большей части почти непонятно малы, помалу переменяются. Для того, ежели случится, что един из самых малых сосудцев несколько от натурального напряжения послабится или пожестчае будет, нежели как ему быть должно, то оная жидкая материя, которую он в себе имеет, остоится, помалу загноится и заразит купно тое, что близ себя найдет. Откуду неисцелимые, а особливо внутренные вреды рождаются, и оттуду происходит, что человеческое здание не иначе, как и другая составленная телесная машина, чрез долготу времени наконец издержаться и разрушиться долженствует. Того ради настоящая речь не о таком общем лекарстве, которое без выключения всем болезням помощь дать может, но только о таком, которое между всеми, до сего времени наблюденными, есть самое лучшее и безопаснейшее. Сие есть оное жидкое существо, которое в наших реках течет, на наших горах собирается и нам с неба проливается, то есть вода, ежели она чиста, легка и хороша. Такая вода всяким натурам, которую люди иметь могут, и коль ни разны те будут, всегда полезна, понеже она как кровь, так и другие жидкие материи тела к содержанию пристойной и нужной их жидкости служит: ибо не надлежит думать, будто бы кровь не что иное, как только жидкая вещь была. Она имеет в себе много твердых и густых, из соли, земли, серы и вязкой материи состоящие части, что из того можно познать, когда кто оную высушит; и тайный советник Гофман чрез собственные опыты нашед, что 12 унций² крови содержит в себе 8 унций жидкой да 4 твердой материи. Сии различные частицы должны в беспрестанном движении промеж собою быть. Они не должны вместе слиться, чтобы гнитие, непорядок и беда не учинилась. От чего всего вода, ежели кто оные не скупо пьет, лучше всего сохраняет так, что несомненно быть видится, что ничто здоровее и натуре человеческой полезнее быть не может, как оная. Откуду само собою следует, что вода, для того что она здравию всех натур человеческих полезна, также и от всех болезней сохраняет. Ибо что тело здраво содержит, тое не допускает ему немощну быть. Вода разделяет оные жидкие материи, которые вязки стали, особливо в желудке; разводит оные, съедает излишные соляные, серные и земляные частицы и выводит оные вон. Того ради искусство показывает, что те, которые ничего, как только воду, пьют, крепчае и жирняе бывают,^2* лучше пища в них изнывает, твердые и хорошие зубы имеют, не столь легко в скорбут впадают и всегда долее живут, нежели те, которые к крепкому вину и пиву привыкли. Понеже пиво, а особливо ежели оно очень густо, может в полунощных странах много тяжких недугов возбудить, ежели кто к тому сильную водку пьет. Напротив того, вода желудку не вредит, ежели кто притом и плоды ел, что из обыкновения португальцев, шпанцев и французов доказать можно, которых большая часть ничто, как только воду, пьют и притом чрез все лето подобными летними плодами питается. Ежели на кого и подлинная болезнь нападет, то может также вода самую лучшую помощь подать. Ибо все болезни только или горячи и скоропостижны, или долговременны и вкоренившиеся. Оные состоят от большей части в разных родах лихорадок, в которых всех части тела в крепкое движение приходят, которое с жаром совокуплено, от чего жидкие материи, жизни необходимо нужные, рассыпаются, которые чтобы назад возвратить, служит вода, которая в таких случаях только единое лекарство и самая лучшая отрада. Того ради хвалит такожде уже Иппократ⁴ чтобы воды очень холодной не пить и в себя не принимать, когда лихорадка в переменении стужи и тепла находится. Долговременные и вкоренившиеся болезни рождаются больше от заключения внутренних частей и от излишества и стояния жидких частей тела. В сем случае самое лучшее прибежище есть вода. Ибо известно, что минеральные воды, которые в великом множестве принимаются, также и теплицы⁵ в сем случае лучше всего помогают. Которых большая часть не что иное, как только чистая, легкая и ясная вода; из которых есть, например, Пфессербад в Швейцарии, которого вода только из растаявшего на горах Алпийских снега рождается. Также и славный Шлангенбад⁶ из них тяжелы и имеют в себе много песка и земли, некоторые к варению и печению нехороши. Химики чрез свои действия, огородники в поливании плант, пивовары, также и каменщики в приготовлении извести находят в воде великое разнствие. Однако добрую и здоровую воду можно познать, ежели она светла, без всякого вкуса и легка, ежели она скоро скипит и белье бело вымывает, мыло распускает, жито мягко уваривает и, ежели она выпарена будет, то не оставляет она на дне никакой соли. Самая чистая есть дождевая вода, ежели она наипаче в марте месяце на поле в глиняный сосуд собрана и к употреблению под прикрытием сохранена будет. Сей последуют текущие воды всех ближе и напоследи те, которые из живых ключей протекают. Если между сими никакой чистой воды не сыщется, то можно нечистую, которая есть, перегоня, вычистить, или с пережженным оленьим рогом выварить. Долго бы очень было, что многие примеры и свидетельства о пользе воды во здравии представить, которые в медицинских книгах находятся. Ридлин показывает, что дождевая вода, ежели она таким образом, как минеральная, употреблена будет, чахотку прогоняет. Между древними хвалит очень Цельс^3* во всяких недугах употребление свежей воды. И обыкновенное питье чая больше того ради толь здорово, что мы притом немало чистые воды принимаем, нежели от того, что малая часть чайного соку в нас расходится. Итак, не можно сомневаться, что великое, но обыкновенно неизвестное божие благословение в той земли или городе есть, где хорошая и чистая вода находится, понеже она с другими бесчисленными пользами и вместо самых целебнейших лекарств быть может.

«О уме, как он тело здравым и немощным чинит»). Никого нет, кто бы во всяком мгновении ока не чувствовал, в коль точном соединении душа со своим телом находится и коль исправно движения телесные мыслям души или сии оным последуют. Однако еще и до сего дни никого не нашлось, кто бы подлинный союз, чрез который сие все чинится и чрез что мы так в нас самих соединены, показать мог. Ибо, пускай бы мы с самою большею осторожностию и возможнейшим наблюдением взаимные действия тела и души как ни изыскивали, то хотя и находим мы всегда между ними точный союз, внутреннее соединение, беспрестанное сопряжение и, как бы сказать, некоторое тайное согласие, но от оных путей, которыми все сие бывает, не находим мы ни единого следа, и вся нашего ума острота остается здесь в мрачнейшей тьме покрыта. Посмотри лишь только примеры древних и новых философов, то можно довольно увидеть, как они между собою не согласны были и как они себя понуждали прямую души натуру показать и место в человеческом теле оной определить. Так что мудрый Платон,^4* после того как он пространно о душе написал, на конце заключил, что он хотел бы все тое, что он об ней говорил, за правду почитать, когда бы ему оное чрез божеское откровение объявлено было. Однако между тем сие совсем известно, и можем мы почти руками чувствовать, что когда наша душа беспечальна, добра и благорастворенна, то и тело в добром состоянии находится, и напротив того, ежели ум беспокоен, печален и смущен, то и следствия от того чувствительны бывают. О сем мнении были уже древние философы совершенно уверены. Они хвалили больше всего такого медика, который бы не токмо в состоянии был некоторыми травками повреждения телесные исправить, но и своею мудростию страсти телесные укротить. И о авторе медицины, Эскулапии, сказывают, что он из немощных, которые к нему приходили, некоторых пластырями, травами, питьями, а других также песнями, разумными представлениями и мудрыми сентенциями к здравию приводил. Итак, сие совсем подлинно, что ум человеческий такую власть над своим телом имеет, чрез которого действие оное здраво содержать и большую часть немощей от него отвратить может. Здравие токмо в том состоит, что жизненные духи, кровь и другие жидкие материи тела равно тихо и свободно в своих каналах кругом движутся и все оное, что больше не нужно, в пристойных местах отделяют. Беспечальный и спокойный ум возбуждает и содержит также всегда ровное и умеренное движение в жизненных духах, и ежели они в таком состоянии находятся, то бьется также и сердце тихо и порядочно, кровь движется кругом очень изрядно и человек бывает здрав. Того ради спокойный и беспечальный ум есть самое высочайшее добро, которое человек в сей жизни иметь может, понеже оно не токмо содержанию здравия обыкновенно помогает, но и с прямым употреблением разума сопряжено. Того не надлежит бояться, будто бы трудно было спокойный и ясный ум всегда иметь, для того что мы многим человеческим слабостям, многому переменению счастия подвержены; ибо, хотя всех пристрастий искоренить не надлежит, понеже они нас многажды к доброму понуждают, однако сие есть добродетель, ежели кто ими владеет и всегда их обузданных содержит; также и истинная философия подает нам способы в руки, чрез которые бы нам до овладения над нами самими доступить. Ежели сердце к свету, богатству, роскоши и чести не прилепляется, ежели кто свою надлежащую работу в настоящее время и пристойными отправляет и к тому добронравное и добродетельное обхождение с другими в помощь берет, то чинит он к спокойству ума доброе начало и подлинно дойдет совершенно к своему концу, ежели он притом на откровенные нам к тому от бога правды твердо уповает. Польза такого ума нигде толь ясно себя не показывает, как ежели кто на таких местах жить принужден, на которых заражающие болезни владеют. Понеже искусство постоянно научало, что в таких случаях никакого полезнейшего способа нет, как безбоязненный ум иметь, понеже для того болезнь наступить не может или она там легко побеждается. Но коль много пользы от спокойного состояния ума ко здравию тела пролиться может, напротив того, толь много вреда или еще и смерти может от поврежденного состояния души в теле возбудиться. Ибо из вышепоказанного ясно, что ежели пристрастия своею быстриною похитят, то всеконечно великое возмущение и непорядок в жизненных духах возбудят и здравие телесное повредят, понеже они содержанию нашей машины в противном, смущенном, сильном и мрачном состоянии души бывают. Нечаянная и безмерная радость развевает жизненные духи толь крепко, что кровь оных совсем лишается, и человек от того в обмороке пасть или и скоропостижно умереть может. Чему много примеров в древних историях находится. Поликрата, некоторая благородная шляхетская жена, умерла такою скоропостижною смертию, как Аристотель сказывает. Филиппид, комический стихотворец, имел такой же рок, когда он, бившись о заклад с другими стихотворцами, нечаянно верх одержал и о том безмерно обрадовался. Хилон, един из греческих седьми мудрецов, умер также от радости, когда его сын мзду в Олимпийских играх достал. Во время глубокой печали жизненные духи с кровью в очень многом числе к сердцу привлекаются; от того оные, которые тем наветуемы бывают, бледное лицо имеют, пульс бывает редок и слаб, охота к пище и питию теряется, сон смущается и сила совсем убывает, а наконец злого рода лихорадка приставает или чахотка оттуду рождается. Зависть привлекает к себе такие же худые следствия, понеже чрез сию всяк сам сердце свое снедает. Чрез гнев тело наше очень вредится, понеже он жизненные духи и кровь с устремлением к нашим внешним частям гонит; для того разгневанные бывают красны в лице, очи его стают кровавы, члены дрожат, дыхание переменяется в насильное пыхание и пульс в толь многое толкание; так что Энний⁹ необузданный гнев початком бешенства правдиво назвал. Случится, что кровь, которая в великом множестве насильно во внешние члены пригонена и утеснена, назад возвратиться не может, то останавливается она там и рождает гнитие и воспаления и подобные тяжкие болезни. Чему также и примеры есть. Раненые и опять залеченные жилы от сильного гнева снова разорвались; не упоминаю другие следствия, которые повседневно на теле гневного человека рождаются: подобное случается и с ненавистью или недружеством, со спором и с ссорою, понеже они всегда с гневом соединены бывают. Не меньше зла и расплошное испугание нашему телу учинить может. Ибо тогда жизненные духи и кровь насильно назад и к сердцу привлекается, что сие от того беду терпит, и при бледном цвете лица сильное сердца движение рождается; притом дрожат члены, и нападает некоторый род лихорадки, и приходит иногда несказанное зло, особливо беременным или сосящим женщинам. К тому, во время заражающих болезней приуготовляет он яду, который везде бродит, безопасную дорогу к сердцу. О плодах, которые от безмерной и слепой любви рождаются, не надобно много и говорить, понеже мы в самом священном писании о том печальный пример имеем. Напоследи, может также душа в своем теле чрез едину только вообразительную силу болезни возбуждать; сему многие примеры находятся, между которыми некоторая особа оспу только чрез то едино достала, понеже она тою болезнию страждущего посмотрела. Итак, ежели кто свое здравие делом сохранить хочет, то из сего видеть может, от чего ему свой ум осторожно хранить надлежит.

—83, с. 317—332. С 1728 по 1742 г. специальным приложением к газете «Санктпетербургские ведомости» выходил журнал «Примечания к Ведомостям». Часть статей научного содержания, поступавших в газету, печаталась в этом журнале.

Здесь публиковались статьи, рефераты, заметки, которые лишь в малой степени были связаны с текстом материалов, помещаемых в газете; см.: Зубов В. П. Историография естественных наук в России (XVIII — первая половина XIX в.). М., 1956.

«Примечаний к Ведомостям» принимали участие почти все члены Петербургской Академии наук. Статьи, как правило, готовились академиками, но печатались либо без указания фамилии, либо подписывались начальными литерами фамилий. Так же поступали и переводчики. В «Примечаниях к Ведомостям» публиковались статьи, посвященные различным актуальным естественнонаучным и техническим вопросам, а также помещались оригинальные и переводные литературные произведения.

Содержание «Примечаний к Ведомостям» привлекало немало читателей в течение всего XVIII в., и журнал пользовался широкой популярностью. Спрос на него был настолько велик, что во второй половине XVIII в. некоторые статьи из «Примечаний к Ведомостям», преимущественно естественнонаучного характера, дважды перепечатывались: в 1765—1766 гг. в Москве под названием «Исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях, издаваемые в Санкт-Петербурге при Академии наук с 1729 по 1740 гг.»; в 1787—1792 гг. — в Петербургской Академии наук под названием «Собрание географических, астрономических и физических примечаний» (ч. I—II. СПб., 1787—1792).

Среди переводчиков статей естественнонаучного содержания для «Примечаний к Ведомостям» во второй половине 1741 — начале 1742 г. был М. В. Ломоносов (Пекарский, II, с. 319, 325).

В июне 1741 г. Ломоносов возвратился в Россию после пятилетнего обучения в Германии. Но не сразу определилось его служебное положение в Петербургской Академии наук. Почти семь месяцев он числился студентом и состоял при академике И. Аммане, обучаясь у него «натуральной истории, а наипаче минералам или что до оной науки касается» (Летопись, с. 59).

сочинений: «Рассуждение о катоптрикодиоптрическом зажигательном инструменте», «Физико-химические размышления о соответствии серебра и ртути», «Каталог камней и окаменелостей Минерального кабинета Кунсткамеры Академии наук» и др. Несмотря на то что сочинения Ломоносова получили положительную оценку ученых, администрация Академии не спешила присвоить русскому студенту научное звание и зачислить в штат.

«Примечаниях к Ведомостям»: «Оду на день рождения малолетнего императора Иоанна Антоновича», которую автор подписал не полной фамилией, а литерой «Л», «Оду в честь победы русских войск над шведами при Вильманстранде в августе 1741 г.» и др. В «Примечаниях к Ведомостям» Ломоносов выступает в конце 1741 — начале 1742 г. и как переводчик с немецкого языка четырех научно-популярных статей, подготовленных акад. Г. В. Крафтом: «О сохранении здравия», «Продолжение описания разных машин», «О варении селитры», «Продолжение о твердости разных тел». Эти статьи были подписаны не полными фамилиями автора и переводчика, а начальными литерами «К» и «Л» (т. е. «Крафт» и «Ломоносов»).

Работа Ломоносова над переводами статей Крафта в этот период отнюдь не случайна. Между академиком — профессором математики и физики — и только что возвратившимся из Германии студентом устанавливаются добрые отношения. Известно, что осенью 1741 г. Крафт не только дал благоприятные отзывы о первых научных сочинениях Ломоносова, но и на нескольких заседаниях Академического собрания (9, 12, 26, 30 октября, 6 и 13 ноября 1741 г.) прочитал эти сочинения.

Статья Крафта «О сохранении здравия» была переведена Ломоносовым до 6 октября 1741 г. (Летопись, с. 61). Крафт, не будучи по специальности врачом, при написании статьи «О сохранении здравия» использовал три книги известного немецкого терапевта, профессора медицины в Галле Фридриха Гофмана (1660—1742). Система лечения, применяемая Гофманом, была весьма популярна в XVIII в. у медиков многих стран. В лечении болезней Гофман широко применял диету, водолечение, кровопускание, минеральные воды и т. д. Он был пропагандистом «динамического» учения о движении в организме как основе здоровья и о прекращении движения как причине многих заболеваний.

«ряд мыслей, высказанных в статье „О сохранении здравия“, принадлежит Ломоносову» (Громбах

¹ С. 22. Среди книг, приобретенных Ломоносовым в Марбурге в 1737—1738 гг., была книга:  М. В. Эпиграммы. Пересказом и избраннейшими примечаниями разных лиц пояснил... Винцентий Колесс. Амстердам, 1701 (Martialis Epigrammata, paraphrasi et notis variorum selectissimis interpretatus est Vencentius Collesso... «Кратком руководстве к красноречию» («Риторике»), Ломоносов неоднократно приводит выдержки из эпиграмм Марциала (ПСС, т. VII, с. 139, 205, 218, 817, 825, 926; т. VIII, с. 923, 927, 928).

«переводы русскими стихами лучших эпиграмм Марциала» (ПСС, т. IX, с. 493).

² С. 26. Русская аптекарская унция равнялась 29.860 г.

³ С. 26. Вероятно, имеется в виду сочинение португальского медика Родриго де Фонсека (ум. в 1642 г.). Наибольшую известность в XVII—XVIII вв. имел его труд: De tuenda valetudine et producenda vita liber... cum Indice rerum est verborum. Francofurti, 1603.

⁴ «О воздухе, воде и местности».

⁵ С. 27. Теплицы — горячие минеральные источники.

⁶ — немецкий курортный город близ Висбадена.

⁷ С. 28. В труде Цельса «Искусства» один из разделов, «О медицине» (De medicina libri octo... — см.: Коровин — Л., 1961, с. 181), содержит сведения по гигиене, диетике, терапии, хирургии.

⁸ С. 28. — имеется в виду диалог Платона «Тимей» (о «природе вещей»).

⁹ С. 30. Энний (Енний) Квинт (239—169 до н. э.) — римский поэт (см.: т. VII, с. 178, 334, 942).