Замечания на диссертацию Г. -Ф. Миллера "Происхождение имени и народа российского".
Замечания на ответы Миллера

(Ответы Миллера. Перевод
с латинского]

[Замечания Ломоносова]

[Возражение Ломоносова]

2

Против того же места о роксоланах. Изменение названия роксоланы в руссы очень легкое и состоит лишь в том, что кс изменилось в сс, а различие в окончании зависит от разного произношения у разных племен.

[Ответ Миллера]

На 2-ое

Чтобы показать сходство названия руссов с названием роксоланов, противник предлагает нам слово россиане,^1* которым сейчас любят называть себя русские, но не помнит о том, что́ я уже возразил на то в ответе, данном 24 октября. Именно — слово россиане возникло и вошло в употребление слишком недавно, чтобы служить здесь доказательством. В древних книгах и письменных памятниках оно не встречается. Ведь древние называли свое племя русь, образуя отсюда прилагательное русский, которое и сейчас еще в общем употреблении. Мы замечаем, что наименование россиане предпочли прежнему с тех пор, как в нашем веке укрепилась этимология имени руссы от рассеяние. Если твердо установить это, а оно вполне твердо, то словопроизводство Ломоносова, будто название роксоланы уже в ранние времена перешло в название россиане, само собой падает. Но допустим, что название россиане очень древнее; разве оно из-за этого будет происходить от роксоланы? Роксоланы были одного племени с аланами, которые владели всей внутренней частью России в то же самое время. От них они и получили название. Ведь оно звучит не иначе, как рокс-аланы. Оно является специальным названием части аланов, отличавшейся от остальной массы местом жительства, тогда как все племя охватывалось общим названием аланы. Приставка рокс, на что я указываю вслед за другими, обязана своим происхождением грекам и обозначает трещину, как если бы сказать, что роксоланы — отсеченные или отделенные аланы. Можно также вывести и от ρως — вершина, если понимать так, что это аланы, живущие под одной верхушкой, или князем. (Ср. Иордан, Происхождение славян,²⁸ ч. 1, гл. XIV, стр. 54 сл.). Если бы русские происходили от этого племени, то они, несомненно, получили бы название скорее от его главной части, жившей ближе, чем от более отдаленной. Или — если бы это и было так, то племенное название и коренная буква л не остались бы до такой степени без внимания в названии русских (). Следовательно, нельзя говорить, что название руссы произошло от роксоланы.^[1] Другое доказательство я дал для протокола 24 октября; чувствуя его силу, Ломоносов совершенно обошел его молчанием. Именно — если бы русские происходили от роксоланов и от них получили бы название, то роксоланы были бы никем иным, как славянами. Следовательно, славяне до прихода варягов назывались бы руссами. Это явно противоречит свидетельству преп. Нестора и всех^{2* [2]} русских летописей. Удивительно, до какой степени Ломоносов презирает местные исторические свидетельства которые вообще высоко ценятся людьми, интересующимися историей отечества. В ясных выражениях они объясняют нам происхождение руссов от славян и варягов. Ломоносов же пренебрегает ими и, следуя чуждому примеру иностранных писателей, недостаточно осведомленных о русских делах, уделяет роксоланам главное место среди предков русских. Судите, граждане, поступает ли он так из любви к истине или, скорее, увлеченный и ослепленный жаждой противоречия, издевается таким образом над своим отечеством.^[3]

^[1] NB. Quoniam Mullerus summa tantum capita objectionum mearum et quidem mutilata attigit, non abs re fore judicavi, quaedam hic adjicienda esse.

[Ввиду того, что Миллер лишь поверхностно коснулся моих возражений, и притом искажая их, я счел уместным кое-что здесь добавить].

^[2] False, nam Chronographus Novogorodensis et plerique alii scriptores Slavos et Russos ante adventum Varagorum unam gentem fuisse prodiderunt.

[Неверно, ибо Новгородский летописец и большинство других писателей передают, что славяне и руссы до прихода варягов были единым племенем].

^[3] NB. Sed cum tanta convicia in me sparsa videam, rationibus et argumentis locum hic non esse judico.

[Видя такую направленную против меня брань, считаю, что здесь нет места для доказательств и доводов].

[Возражение Ломоносова]

3

Различие между названиями роксоланы и россы гораздо меньше, чем между Киев и Кенугардия, а последние названия считаются в диссертации, стр. 31, за одно и то же.

[Ответ Миллера]

На 3-ье

О том, что Киев у северных племен назывался Кенугардией, я не заключил на основании сходства названий, но доказал подлинными и бесспорными историческими свидетельствами. Если бы даже названия ни одной буковкой не были похожи друг на друга, то это ничуть не повредило бы исторической истине. В самом деле, в чем сходство между Нарва и Ругодив, между Ревель и Колывань и т. д.? Разве на этом основании следует отрицать, что эти города обозначались у русских такими названиями? Отсюда ясно, до какой степени неуместно ставится здесь под сомнение название Кенугардия.^[1]

^[1] Indirecte hic oppugnat meam objectionem Mullerus. Non enim nego Kaenugardiam Kioviam fuisse, sed exemplum id esse volo, quo major convenientia nominum Rossolani et Rossi appareat.

[Здесь Миллер не прямо опровергает мое возражение. Ведь я не отрицаю того, что Кенугардия была Киевом, но хочу представить это в качестве примера, который делает более ясным сходство названий роксоланы и руссы].

[Возражение Ломоносова]

4

Плиний считает роксоланов и аланов единым племенем, и Целларий предполагает, что слово роксоланы составлено из россы и аланы, и с ним согласен автор Киевского Синопсиса. Отсюда следует, что некогда существовало племя, называвшееся россами, которое имело местопребывание между Днепром и Доном.

[Ответ Миллера]

Ломоносов судит правильно, считая, под влиянием авторитета Плиния, роксоланов и аланов единым племенем. Но эта истина диаметрально^{3* [1]} противоречит его выдумке, с помощью которой он истолковывает роксоланов как руссов. Ведь историкам известно, что это племя было вандальским, т. е. германским, или, как предпочитают другие, — готским, и очень далеким по своему происхождению и языку от славян. Думают, что название аланов дано этому племени греками — от αλαομαι — блуждаю, так как они вели кочующий образ жизни, — на том же основании, на каком вандалы носили название от германского wandeln. Прокопий (О готской войне, кн. 1, гл. 1) говорит: „Римляне за несколько времени до того приняли в союз скирров, аланов и некоторые другие готские племена“.

Он же (О вандальской войне, гл. 3): „Вандалы, жившие у Меотийского озера, под давлением голода ушли к реке Рейну, к германцам, которых сейчас называют франками, захватив в союз готскую народность аланов“. Если Ломоносов будет возражать и против этого, то я хотел бы, чтобы он привел хотя бы одно место из историков старого времени, из которого можно было бы заключить, что аланы и роксоланы были славянским племенем. Если он этого не сделает, то пусть считает тщетным все то, что он привел — на основании сходства названий и свидетельств новых писателей — для подкрепления принятой им гипотезы о происхождении руссов от роксоланов. Прежде всего, никакого значения не имеет здесь предположение Христофора Целлария, писателя нашего времени, человека вообще весьма ученого, который, однако, в своей Древней Географии очень беспорядочно разобрал вопрос о древних местах жительства племен, сваливая в одну кучу места старых писателей, не продумав тщательно, какие заключения следует из них делать. С ним случилось то, что является общим у всех иностранных писателей, а именно — он не знал, что название руссы появилось вместе с варягами, пришедшими в Россию с севера. Поэтому он думал, что оно было в употреблении во все века, и полагал, что нашел его следы в названии роксоланов. А если бы он обратил внимание на то, что я привел выше из историй — о вандальском и готском, совсем отличном от славянского, происхождении аланов, — следует ли думать, что он остался бы при прежнем мнении? Итак, с чем сообразно заключение, выведенное Ломоносовым из этого предположения Целлария, — будто когда-то было племя, называвшееся руссами, место жительства которого находилось между Днепром и Доном? Если бы это было так, то, без сомнения мы, имели бы сведения о нем у греческих и латинских писателей, описавших эту область. Решать же что-нибудь против их свидетельства в столь важном вопросе, с помощью одного только предположения, притом лишенного всякого основания, — непозволительно.^[2]

^[1] E diametro? Quare? Nam ubi Rossolani ex Rossis et Alanis compositus populus fuerunt, ibi ergo et Rossi etiam populus fuit. Rossos autem et Russos qui negari potest eundem populum, propter eundem locum idemque nomen, fuisse.

[Диаметрально? Почему? Где были роксоланы — народ, образовавшийся из россов и аланов, — там, следовательно, был и народ россы. А кто может отрицать, что россы и руссы — ввиду одного и того же места жительства и названия — были одним и тем же народом?].

^[2] Est sane multoties mentio facta a Strabone et reliquis. Ex tua enim sententia patet Rossos fuisse populum cum Alanis mixtum.

[Многочисленные упоминания действительно имеются у Страбона и прочих. Из вашего мнения ясно, что россы были народ, смешавшийся с аланами].

[Возражение Ломоносова]

5

Название россы превратилось в руссы на основе произношения поляков, которые изменяют о в у среди поляков, именно в Киеве, и вследствие тою, что великие князья нередко брали себе супруг из Польши

[Ответ Миллера]

На 5-ое

Что русские в древности называли себя россами, это отнюдь нельзя подтвердить теми доказательствами, которые приводит Ломоносов. Согласен: поляки в обычной речи часто изменяют о в у. Но все ли слова, в которых встречается о не уверен, и Ломоносов не решится это утверждать. Если бы сохранились примеры того, что название руссы в древности писалось в России через о, тогда только это объяснение Ломоносова имело бы какое-нибудь значение.^[1] До тех же пор, пока он не представит таких примеров, тщетно и напрасно все то, что он выдвигает относительно изменения названия, о котором мы не имеем никаких указаний. Никакого значения также не имеет довод, основанный на том, что столица руссов находилась среди поляков: будто поэтому россы в течение долгого времени называли себя руссами. Ведь область, где лежит Киев, — это не собственно Польша, согласно ныне употребляемому ее имени, но подлинная Россия, которая в старину простиралась на запад до Днепра. Подлинный и чистый русский язык первых времен процветал там, что мы ясно видим из старинных летописей и переводов отцов церкви, сделанных некогда в Киеве и не содержащих в себе ничего польского.^[2]

 Изменение^{4* [2]} киевского и всего наречия Малой России в сторону польской манеры произношения должно быть приписано лишь более поздним временам, когда эта область в течение нескольких столетий была под властью литовцев и поляков, от которой ее благополучно освободила, избавив от плена, доблесть и мудрость славного государя Алексея Михайловича. Наконец, непонятно, как могли способствовать изменению русского языка супруги русских великих князей, взятые из Польши. Имеется всего только один пример, говорящий в пользу Ломоносова, — ввиду времени, к которому он относится, именно: дочь польского короля Болеслава Храброго, вышедшая замуж за великого князя Святополка Владимировича. Но какое короткое время Святополк с этой супругой владел Киевом! Остальные примеры слишком позднего времени, чтобы их можно было здесь рассматривать...^[3]

^[1]

Oblitus est hic Mullerus Rossorum nomen etiam apud Graecos ρως scribi; revocet in animum legatos ex gente ρως apud Romanum imperatorem examinatos; nec nimium credat ρωссы novam prorsus scriptionem esse; non enim desunt argumenta pro partibus nostris.

[О, если бы Миллер выдвинул такого рода предположение, то он, конечно, выдавал бы его за бесспорную истину.

Миллер здесь забыл, что название россы также и у греков пишется ρως; пусть он вспомнит, как у императора Романа допрашивали послов из племени ρως,²⁹ и пусть он не думает, что написание рωссы является совсем новым; ведь нет недостатка в доказательствах в нашу пользу].

^[2] ëm! qui nec id novit, quod omnes libri ecclesiastici et historici Slavonica lingua sint conscripti, cujus nec in Polonia

usus unquam fuit ullus nisi in templis, qui mos hunc usque in diem in Polonia in Ecclesia graeca obtinet. Caeterum lingua polonica jam antiquissimis temporibus ut a Russica ita quoque a slavica ecclesiastica illa dialecto differt. Ecclesiastica enim dialectus, quae apud omnes Slavici generis et Graecae confessionis populos in templis viget, proprie est antiqua Moravica lingua, cujus apud Slavicos populos nunquam fuit usus universalis.

[О преславный знаток русского языка, не знающий даже того, что все церковные книги написаны на славянском языке, который в Польше употребляется только в храмах, — и этот обычай до сего дня сохранился в греческой церкви в Польше! Кроме того, уже с древнейших времен польский язык отличается как от русского, так и от церковно-славянского диалекта. Ведь церковный диалект, который живет у всех народов славянского племени и греческого вероисповедания, есть собственно древний моравский язык, употребление которого у славянских народов никогда не было всеобщим].

^[2] Ista mutatio non obscure prodit etiam nomen ρως mutatum fuisse in ρуς.

[Это изменение вполне ясно показывает, что и название ρως изменилось в ρуς].

^[3] in Mulleri responsionibus inventuros. 1) Ambages et res sine ullo nexu congestas, quo lectorem confundere et implicatis ideis onerare studet, ut veritatem tenebris obruat. 2) Citationes responsionum ejus, quae ad aliorum objectiones factae, vel potius fictae sunt. 3) Fictiones, quas nobis tribuit;

alium nempe sensum objectionibus nostris dando, eumque refellendo super umbras et somnia magnifice triumphare videtur. 4) Maledicta et convicia, quibus terrorem nobis incutere satagit. Sed plumbei hi sunt pugiones et bruta fulmina.

[Такого рода возражения я мог бы сделать на все ответы Миллера, но, ввиду более важных дел, следует беречь время; поэтому я вкратце указываю славнейшим коллегам на то, что они почти везде найдут в ответах Миллера четырех родов уловки: 1. Неясности и вещи, нагроможденные без всякой связи, чем он старается смутить читателя и затруднить запутанными мыслями, чтобы покрыть истину мраком. 2. Цитирование ответов, которые даны (или, вернее, выдуманы) им на возражения других. 3. Измышления, которые он приписывает нам; придавая иной смысл нашим возражениям и опровергая их, он, кажется, справляет великолепный триумф над тенями и сновидениями. 4. Злословие и брань, которыми он пытается запугать нас; но это — тупое оружие и негодные молнии].

[Возражение Ломоносова]

25

[]

На 25-ое

^[1] Curoniam linguam a Slavica ortam et non magis diversam esse ab ea, quam Swecicam a Germanica, non à Borusso Bejero, sed a plerisque eruditis Curoniae indigenis didici.

[О том, что куронский язык произошел от славянского и отличается от него не больше, чем шведский от немецкого, я узнал не от пруссака Бейера, а от многих местных курляндских ученых].

[]

27

Если Байеровы изменения вышеуказанных имен что-либо доказывают, то с таким же правом можно заключить, что фамилия Байер происходит от русского бурлак. Я не отрицаю того, что некоторые имена первых русских князей и вельмож были скандинавскими, но отсюда никак нельзя вывести, что сами они происходили из Скандинавии. Почти все русские носят сейчас греческие и еврейские имена. Разве отсюда следует, что они греки или евреи или что они употребляют языки последних? Варяги по прозванию русь, племя славянского происхождения, как я покажу ниже, владели южным побережьем Балтийского моря, находились в сношениях со скандинавскими варягами, их князья и вельможи нередко заключали брачные союзы с последними. Наконец, в угоду своим супругам давали своим детям скандинавские имена. Поэтому не удивительно, что Рюрик, хотя он был из варягов-руси, был назван скандинавским именем.

[Ответ Миллера]

На 27-ое

Противник показывает свое остроумие, намекая на фамилию Байера, но так неудачно, что, боюсь, не заслужит одобрения у воспитанных людей. К делу этот намек не имеет никакого отношения; поэтому ему можно было бы ответить, как обычно и думают ученые, что верный признак отсутствия правоты, когда хотят защищать свое дело бранью и злословием.^[1] — более трудное. Ведь перед нами противник, который признает то, что раньше отрицали Крашенинников и Попов: ³⁰ что первые русские князья и вельможи носили скандинавские имена. Теперь спор между нами будет происходить только о том, каким образом эти имена были перенесены в Россию. Ломоносов выдумывает, будто варяги по прозванию русь были особым славянским племенем на южном берегу Балтийского моря, которое, будучи связано со скандинавскими варягами общением и брачными узами, таким образом усвоило от скандинавов эти имена и принесло их с собой в Россию. Чем он подкрепит эти выдумки? Свидетельствами историй — не может. Полагаю, он сошлется на вероятность, что так могло произойти; но эта вероятность, обязанная своим возникновением лишь остроумию Ломоносова, совсем не существует. Мне, наоборот, кажется весьма невероятным, что столько скандинавских имен, бывших в употреблении у наших варягов, причисляется к чужим именам и что среди них нельзя указать туземные, славянские. Единственная защита гипотезы заключается в ее возможности — способ доказательства, вообще характерный для моих противников. Но как смехотворно и противно логическим правилам заключать от возможности к действительности!^[2] О том, что греческие и еврейские имена были принесены в Россию вместе с христианской религией, а потому ничего здесь не доказывают, — нет надобности напоминать...

^[1] NB. NB. Ecce Mullerus sibi dictat sententiam.

[NB. NB. Вот Миллер произносит себе приговор].

^[2]

[Что везде и делает Миллер и опять самому себе противоречит].

[Возражение Ломоносова]

29

Менее всего можно стерпеть то, что Байер в бредовом состоянии опрокинул основание, на котором Петр Великий установил орден св. апостола Андрея: он открыто утверждает, что св. Андрей не проповедывал евангелие в России. Жаль, что в то время не было никого, кто мог бы поднести к носу Байера химический порошок для приведения его в чувство.

[Ответ Миллера]

Покойный Байер в диссертации О происхождении русских (том VIII Комментариев, стр. 390) вообще усумнился в истинности рассказа, передаваемого русскими летописями и житиями святых, о том, что русским евангелие проповедывал апостол Андрей. Он рассмотрел все известные ему места отцов церкви, где идет речь о св. Андрее, и нигде не нашел подтверждения этому рассказу. Он признал очевидным скорее противное, так как святые отцы перечисляют совсем другие области, в которых св. Андрей выполнял обязанности апостола. Он не верил, чтобы сами по себе летописи, написанные спустя одиннадцать с лишним веков, обладали таким авторитетом, чтобы убедить нас в том, что противно истории. Поэтому он и разошелся с общепринятым мнением в твердой надежде на то, что это никак не может быть поставлено ему в вину, — и никто в вину этого до сих пор ему не поставил, потому что церковь никому не навязывает в качестве евангельских истин исторические сообщения, переданные в житиях святых; наоборот, во всех землях позволено смотреть на эти вещи критически и исследовать, в какой степени они основаны на бесспорной истине. Так, конечно, думали и до сих пор думают духовные лица, в течение многих лет стоявшие и до сих пор стоящие во главе церковного управления в России. Байер не написал и не издал ничего такого, чего не одобрил покойный Феофан, архиепископ Новгородский. Надо ли думать, что он не сделал бы указания автору, если бы считал недозволенным судить о таких вещах? Мы читаем включенный, по распоряжению прежних патриархов и нынешнего святейшего Синода, в святейший свод Библии рассказ св. Епифания о двенадцати апостолах — где́ каждый из них проповедывал евангельское учение и какой смертью умер. Рассказывается о странах, в которых св. Андрей проповедывал евангелие, но никакого упоминания о русских, никакого о Киеве, никакого — о славянах, никакого о Новгороде. „Проповеда Вифинии, Понту^{5* [1]} и Аруснии, Скифон и Согдаен и Горсином, проповеда же и Севастополи велицем идеже ест Полк ассирийск, и Аксарови, и Сулинни и Фарсиси, идеже живут мури, изшед даже до Еллады и в Патрех ахайских на крест распят бысть“. Скифы, объединенные с согдийцами, конечно, не могут считаться обитателями России. Затем, что стало с путешествием по Балтийскому морю и т. д. — по направлению к Риму, которое приписывают св. Андрею летописи и Минеи? Следует признать, что св. Епифаний в этом с ними не согласуется. Тем не менее иерархи не поколебались включить его рассказ в святую Библию; превосходное доказательство того, что они позволяют всякому думать по этому поводу то, что он считает соответствующим истине. Это мнение Байера не препятствует тому, чтобы русская церковь могла почитать св. Андрея заступником русского государства. Допустим, что он не проник в Россию. Насколько мы знаем, туда не проникал никто другой из апостолов. Андрей занимался проповедью по соседству и, возможно, посылал учеников в наши области. А если он заступник, то вот и не устраненное Байером основание, которым воспользовался Петр Великий, чтобы посвятить первый русский орден св. Андрея. То, что добавляет Ломоносов о химическом порошке, ясно показывает, что он говорит о самом себе и уверен, что, будь он в то время в Академии, Байер не осмелился бы написать ничего подобного. О, смейтесь со мной все, знавшие Байера! Неужели на вас, Ломоносов, и вам подобных посмотрел бы тот, кого горячо любили за его божественный талант и редчайшую ученость первые лица в церкви и в государстве? У него были другие судьи его трудов, и не вам с вашими указаниями было влиять на него...

^[1]

[Здесь же славяне и руссы].

[Возражение Ломоносова]

46

Если бы варяги-руссы говорили на скандинавском языке, то, я думаю, до сих пор существовали бы в России не только деревни, но и целые города, в которых жители говорили бы на скандинавском языке, хотя бы они были того же христианского вероисповедания, что и славяне. Племя пермяков, которое издавна слушает богослужение на славянском языке и живет вперемешку с русскими в селах и городах и со всех сторон окружено ими, тем не менее даже до сего дня сохраняет свой собственный язык. Если это бывает с подчиненным племенем, то тем более следует ожидать этого у племени господствующего.

[Ответ Миллера]

Если бы варяги, происшедшие от скандинавов, населяли в России целые города и села, а не были бы — о чем мы должны заключать как о бесспорном факте — рассеяны и перемешаны со славянами в их городах, то это возражение имело бы некоторую силу. Так как, однако, противник никогда не сможет доказать первого, то всякий признает все его доказательство тщетным. С племенем пермяков дело обстоит совершенно иначе. Они нигде не живут вперемешку с русскими.^{6* [1]} Среди них количество русских городов очень ничтожно. Мужчины вследствие сношений с русскими усваивают русский язык, но женщины, редко выходящие из своих изб, говорят только на своем собственном языке и приучают к нему детей с младенчества; поэтому язык пермяков не может так быстро исчезнуть. Впрочем, нет недостатка в примерах племен, языки которых погибли. В наше время в Сибири оставался один единственный человек из племени аринцев, который говорил на языке своего племени. Остальные, вследствие житейских и брачных связей с татарами, знали только татарский язык. Все саянские татары, соседи монголов, пользуются уже монгольским языком, а на своем языке могут сказать лишь названия чисел.

^[1] Passim permixti sunt, etiam urbibus et vicis interspersi.

[Они везде перемешаны, даже примешаны в городах и селах].

[]

47

В древних летописях, и особенно у Нестора, везде ясно отмечается, о племенах, не употреблявших славянского языка, что они имеют свой собственный язык, а также, если кто-нибудь, например, понимал язык печенегов. О варяжском же языке нигде не сообщается, чтобы он был совершенно отличным от славянского, но везде варяги и славяне считаются племенем одного колена.

[Ответ Миллера]

На 47-ое

У Нестора и в прочих летописях, списанных с Нестора, мы читаем замечание о различии языка только относительно тех племен, которые платят дань Русскому государству. Среди них не было места для варягов; поэтому у первого летописца, согласно его же замыслу, не было никакой причины говорить о языке варягов. Печенеги беспокоили киевлян постоянными набегами. Поэтому имело большое значение для родины, если находился кто-нибудь, знакомый с языком варваров, кого можно было бы использовать в качестве лазутчика в тяжелое время. Итак, это был вопрос большого значения, о котором первый летописец не пожелал хранить молчание. А где что-либо подобное имело место с варягами? Правда, нигде не встречается упоминания о том, что язык варягов был совершенно отличен от славянского, но нет сообщения и о том, что это был тот же самый язык. Преп. Нестор не мог предвидеть, что по этому вопросу когда-нибудь возникнут споры. В его время всем было хорошо известно, на каком языке говорили варяги. Поэтому он счел излишним сделать какое-нибудь указание по этому поводу. Однако, где бы он ни упоминал о варягах, он тщательно отличал их от славян, так что из данной главы становится вполне ясным, что это были племена совершенно различные по своему происхождению и языку. В ответе на двадцать пятое возражение Попова я привел два места Нестора, не допускающие никакого возражения. Здесь, в качестве завершения, добавлю еще кое-что. Под годами 6367—6369 в Патриаршем списке летописи³¹ „В царствование греческих императоров Михаила и Василия, когда патриарший престол занимал Фотий, к варягам пришли послы от новгородцев, мерян и кривичей и сказали им: Земля наша велика и обильна! Поидите владети нами! Варяги же побоялись звериного обычая и нрава этого племени,^{7* [1]} и было избрано всего три брата, которые и прибыли с новгородскими послами“. Отсюда ясно различие между нравами славян и варягов, что неизбежно влечет за собой заключение о различии происхождения этих племен. В этой же летописи под 6372 годом читаем так: „Новгородцы пали духом, говоря: — Мы отдали себя в рабство, мы будем терпеть много бед от Рюрика и от его потомков“. Я не могу убедить себя в том, что они говорили бы так, если бы не считали варягов племенем, которое ничего общего с ними не имеет. Под 6388 я 6389 годами о занятии Киева Олегом говорится: „Были у них мужи, варяги и славяне; с этого времени прочие также приняли название руссов. Олег установил подати, которые должны были уплачиваться варягам славянами, мерянами, кривичами и со всей России“. Под 6415 годом: „Намереваясь совершить военное нападение на греков, пользовался войском, набранным из варягов, славян, чуди“. И таким образом Нестор везде тщательно различает варягов и славян, а это он делал — так только и можно думать — не с иной какой-нибудь целью, а лишь для того, чтобы указать и показать на примерах существовавшее между этими племенами различие.^[2] Не только варягов, но и руссов он противопоставляет славянам. По поводу отхода Олега от Константинополя он говорит, что Олег приказал руссам сплести себе паруса из конских грив и хвостов, а славянам — из крапивных волокон, что они и выполнили по его повелению. Руссы в этом месте, очевидно, то же, что варяги: ведь у варягов, которые в течение нескольких поколений жили в России, название варяги постепенно вышло из употребления, и его заменило название руссы бежал за море к варягам; под 6488 годом: восстановленный варягами, он привел составленное из этого племени войско, с помощью которого победил сначала Рогвольда полоцкого, а затем также брата Ярополка. После занятия Киева варяги с такими словами обратились к Владимиру: „Это наш город. Мы его завоевали. Поэтому мы хотим, чтобы каждый горожанин выкупил у нас свою свободу за две гривны!“. На это требование Владимир ответил так: „Подождите один месяц, пока не будет собрана дань“. Не получив ничего по прошествии месяца, они сказали, что он поступает с ними коварно, и попросили только позволить им свободно уйти в Грецию. Владимир выбрал более выдающихся из варягов — людей, отличавшихся храбростью и умом, которым он поручил управлять городами. Прочих он отпустил к грекам. Однако он посоветовал императору остерегаться их, как бы они чего-нибудь не задумали против него: это можно предотвратить, рассеяв их по провинциям. Больше всего он просил о том, чтобы император не разрешал никому из них возвратиться в Россию. Вот здесь варяги — не подданные князя Владимира, не из тех, кто пришел с Рюриком, а новые пришельцы и свободные люди, повинующиеся за плату. Вот также — откуда появились варяги, или варанги, среди греков; сомневаюсь, чтобы у византийских писателей имелось более раннее упоминание.^[3] Отсюда понятно, что Дитмар Мерзебургский и Эггегард Урагинский (см. Комм., том IV, стр. 292) не без основания сообщают, что в Киев стеклось население преимущественно из датчан. Понятно также, почему Нестор под 6558 годом, где он описывает военный поход Владимира младшего на Константинополь, различает руссов и варягов; ни о каких славянах упоминания нет. Следовательно, под названием руссы следует понимать племя, которое, возникнув от смешения варягов со славянами, в это время приобрело тот вид, который оно сохранило впоследствии, а именно — различие, существовавшее между предками, исчезло, и разные люди соединились под одним общим именем. Варяги же, участвовавшие в походах, опять-таки — те наемные воины из датчан, норвежцев и шведов, которыми пользовался Ярослав в войне против брата Святополка, как нам сообщают и летопись Нестора, и сочинения северных писателей.

^[1] NB. Haec tantum exstant in corrupto Nestoris Chronico. Slavos enim etiam exteri scriptores bene moratos fuisse litteris prodiderunt.

[NB. Это имеется только в искаженной летописи Нестора.³² Ведь даже иноземные писатели передают, что славяне отличались добрыми нравами].

^[2]

[Из всего этого видно только то, что название и образ жизни были разные, но не язык].

^[3] Sed quid haec ad diversitatem linguae?

[Но какое отношение это имеет к различию языка?].

[Возражение Ломоносова]

48

владевшие побережьем Варяжского моря, — поэтому руссы, или русь, жившие у устья реки Немана (то есть Мемеля), также приняли название варягов. Они населяли не только побережье, но и большую полосу земли к югу и востоку, где они назывались просто руссами или россами.

[Ответ Миллера]

На 48-ое

На все это достаточно будет ответить сразу, напомнив читателю то, что сказано в моих ответах на IV, VI, VII и другие возражения Ломоносова по поводу мнимого переселения роксоланов на север и на его XVIII, XIX, XXXIV и многие следующие возражения — по поводу сообщений о местах жительства русских варягов в Пруссии и Курляндии. Если нельзя доказать, ни что роксоланы переселились к Балтийскому морю, ни что варяги-руссы жили в Пруссии, то легко понять тщету всего того, что противник строит на вышеуказанных гипотезах относительно, так сказать, тожества роксоланов и варягов. Но мне все-таки хочется добавить несколько замечаний против доказательств, которые впервые здесь выдвинуты. Итак, неверно, что все племена у Варяжского моря носили название варягов. Неверно, что варяги жили у устья реки Немана. Неверно, что варяги, прежде чем так зваться, носили название руссы. Неверно, что варяги, кроме морских побережий, населяли также большую полосу земли к югу и востоку.^[1] И однако это — те доказательства, с помощью которых противник силится обосновать придуманную им гипотезу о происхождении варягов от роксоланов. Люди, сведущие в истории, согласятся со мной и признают, что я не зря объявил все это неверным, так как из моих предыдущих ответов выясняется многое, что в случае надобности может служить к опровержению этих вымыслов...

^[1] — которых нет].

[Возражение Ломоносова]

55

Против стр. 13 диссертации, где слова: „Предки ваши, слушатели, благодаря славе своих храбрых деяний в древности назывались славянами“ и т. д.; здесь очень ясно видны противоречащие друг другу вещи, именно — слава и изгнание, чему не может быть места в такого рода диссертации.

[Ответ Миллера]

На 55-ое

Он хочет, чтобы писали только о том, что имеет отношение к славе. Не думает ли он, что от воли историка зависит писать, что ему захочется? Или он не знает, каково различие между исторической диссертацией и панегирической речью?^[1] Откуда он почерпнул это правило, будто следует умалчивать о том, что не относится к славе?^[2] Если бы он сказал, что следует воздерживаться от поношения и что писателю не следует писать ничего такого, что принесет бесчестие его народу у других народов, то это было бы не в полном соответствии с основным историческим законом, который предписан Цицероном (кн. II Об ораторе, стр. 368, изд. Вербурга 8^o),³³ однако по нынешним обстоятельствам вполне основательно. Это — мое последнее и высшее правило и никаким способом нельзя доказать, что я его нарушил. Но ведь между славой и бесславием есть обширнейшее поле для истории, занимаемое большим количеством фактов и событий, которые могут происходить у какого-нибудь народа или рассказываться о нем. Сюда относятся — происхождение племен, по большей части довольно темное, начало государств — с малого, дикие нравы предков, несчастные войны, притеснения от соседей, пороки отдельных лиц, иногда довольно гибельные для государства, общественные бедствия и многое другое, что, по мнению историков, не имеет отношения ни к славе, ни к бесславию; об этом всем нельзя умолчать в истинном историческом повествовании, и мы читаем подобные пространные рассказы у всех известных историков о тех народах, к которым они сами принадлежали. Кто в этом сомневается, пусть прочитает из греков — Фукидида, из римлян — Ливия, из итальянцев — Муратори, из испанцев — Мариану, из французов — де Ту, из англичан — Бурнета, из немцев — Маскова, из датчан — Гунтфельда, из шведов — Далина. Пусть он посмотрит, только ли они превозносят похвалами своих и не перечисляют ли они тщательно различные случаи и столько превратностей, которые, как кажется на первый взгляд, преграждают доступ к большему благоденствию, но в действительности открывают его. Пусть он обратит внимание на то, какова сила правды у тех, кто к ней стремится в такой степени, что не может нигде обойти молчанием даже вещи, действительно позорные. Кто, если только он — не Ломоносов, или Крашенинников, или Попов, или Крекшин, может вменить мне в вину то, что я упомянул об изгнании славян с берегов Дуная? Сколько племен было побеждено и прогнано более сильными. Кто когда-либо слыхал хотя бы слово о том, что следует считать бесславием превратности войны, если они обернутся в несчастную сторону, и что их следует поэтому окутать покровом молчания? Если Ломоносов считает, что не подобает одновременно говорить о храбрых деяниях народа и об его изгнании, то у меня уже готова защита в ответе на второе возражение Крашенинникова;^[3] можно добавить следующее: что касается первого, то я дал истолкование названия, что касается второго, — то я хотел изложить историю славян с того периода времени, когда начинается летопись преподобного Нестора. Вот слова, вписанные сюда из Патриаршего списка летописи: „язык прияша сынове Симовы восточные страны, а Хамовы сынове полуденные страны, Афетовы же прияша запад и полуночные страны. От тех же седмидесяти и двою язык бысть язык словенск от племени Афетова, нарицаемы норцы, еже суть словене. По мнозех же временех сели суть словене обапол Дунаю, где есть ныне Угорская земля и Болгарская... Волохом же нашедшим на дунайские словены и седшим им в них и насилующим им, словене ж пришедше... овии на Висле реце... Тако же и тии словене пришедше седоша по Днепру“ и т. д...

^[1] Nec panegyricum postulo, nec apertas contradictiones Slavorum genti ignominiosas tolerandas esse affirmo.

[Я не требую панегирика, но утверждаю, что не терпимы явные противоречия, оскорбительные для славянского племени].

^[2] Deus bone! ubi hanc novam regulam a me vel scriptam vel dictam legit vel audivit? Fingit certe Mullerus, ut solet, fictaque aggreditur, quia ipsam genuinam objectionem refellere nequaquam potest. Hoc artificio passim utitur.

[Боже благий! Где он вычитал или услыхал, что я написал или высказал такое необыкновенное правило? Миллер, по обыкновению, конечно, выдумывает и нападает на то, что выдумал, так как опровергнуть подлинное возражение он совершенно не в состоянии. Этой уловкой он пользуется везде].

^[3]

[Нет ничего, что представляло бы собой прямой ответ на это возражение славнейшего Крашенинникова].

[Возражение Ломоносова]

57

Хотя и правда, что славяне, теснимые римлянами, отступили от Дуная, однако об этом можно было бы сказать другими словами, например, так: славянское племя, побуждаемое любовью к свободе, отвергая римское иго, переселилось на север.

[Ответ Миллера]

В какой степени эти слова расходятся с моими — предоставляю судить другим. Мне кажется, что они выражают, по меньшей мере, то же или даже больше: если славяне возвратились в свое свободное состояние благодаря переселению, следовательно, раньше они были под властью римлян. Если они ушли от римского ига, то что же другое это значит, как не то, что они были порабощены?^[1] Этого я нигде не говорил и не думаю, чтобы так было. Изгнание — это мое слово — можно сказать и о свободном племени.

^[1] Respuens jugum, id est, subire nolens. Ergo nondum adhuc fuit servitute pressa gens Slavinorum.

[Отвергая иго, то есть — не желая его переносить. Следовательно, славянское племя до тех пор не было в порабощении].

[]

58

Новгородская летопись свидетельствует, что часть славян, вследствие тесноты их страны у Дуная, переселилась к Днепру, озеру Ильменю и т. д., что также хорошо согласуется с истиной. Ведь и ныне у Дуная живет много славян, как сербы, болгары и другие.

[Ответ Миллера]

На 58-ое

Неверно, что в Новгородской летописи написано так, как хочет Ломоносов.^[1] — в том, что касается этого периода времени, во всем согласуется с преподобным Нестором, из которого я заимствовал и самые слова: „По инозех же временех сели суть словене по Дунаеви, где есть ныне Угорская земля и Болгарская... Волохом же нашедшим на дунайские словены и седшим им в них и насилующим им, словене же пришедше седоша овии на Висле реце“ и т. д. Если будет угодно сравнить это со словами преподобного Нестора, приведенными в ответе на 55-ое возражение Ломоносова, то согласие тех и других станет совершенно ясным. Соображение об остатках славян в придунайских землях также не имеет никакого значения. Ведь из истории известно, что те, кто подчинился римскому игу, остались, а прочие выселились. Спорщик, придирающийся к словам, задал бы Ломоносову вопрос, где теперь живут болгары, о которых он упоминает?...

^[1] At ego haec exstare affirmo, et ostendere possum.

[Возражение Ломоносова]

63

Первое основание, по которому следует опустить историю скандинавов в России, следующее: так как действительно, и это не отрицается самим Миллером, вся эта история состоит из нелепых сказок о богатырях и колдунах, наподобие наших народных рассказов вроде сказки о Бове-королевиче, поэтому кажется весьма странным, что славнейший автор, признавший лживость этих рассказов, тем не менее рассматривает их как истинные.

[Ответ Миллера]

На 63-ье

еще не таковы, чтобы не допускать сомнений; и, без сомнения, у этих народов было то, что свойственно почти всем народам: начало истории, ввиду того, что нет писателей, современных самим событиям, повидимому, полно сказками и сочинено больше во славу своим, чем в интересах достоверности. Кто не видит, что это следует относить не ко всей истории датчан и норвежцев, но только к тому, что я перечислил в первую очередь как наиболее сомнительное? Поэтому также на стр. 25 я привел слова Ол. Верелиуса о Саксоне Грамматике,³⁴ чтобы подтвердить бо́льшим количеством доводов свое суждение по этим вопросам. Затем (стр. 38) я сравнил храбрые деяния старкадиев со сказками нашего народа, рассказываемыми, чтобы отгонять сон, что равным образом не следует распространять за пределы сравнения. Прочее — в соответствии с хронологическими соображениями, с характером народов, истории которых описываются, с авторитетом источников, из которых оно почерпнуто, — в достаточной степени достоверно и никем (как это делает Ломоносов) из сведущих в этих вопросах не относится к разряду сказок. То, что он говорит о богатырях и колдунах, — совсем пустое. Они встречаются в очень незначительном количестве, а там, где и встречаются, напр., стр. 38, — о старкадиях, — историческое суждение, мною добавленное, верно осведомляет читателя о цене, которую следует придавать этим рассказам. У каких народов, наконец, Ломоносов найдет историю древних времен, совершенно свободную от подобных рассказов?^[1] Они имеются в изобилии в русских летописях, и последние на этом основании были бы лишены всякой достоверности, если бы мы пожелали усвоить Ломоносовский способ умозаключения. Не помню, чтобы я когда-нибудь слышал рассказ о королевиче Бове; на основании имени подозреваю, что он, пожалуй, согласуется с северными рассказами о Бове, брате Бальтера (см. дисс., стр. 26); если бы это было так, то он еще больше иллюстрировал бы связь между обоими народами. Сведущие в этих вопросах люди никогда вполне не пренебрегают такими рассказами, — об этом ср. мой ответ на одно возражение Фишера, продиктованный 26 числа для протокола.³⁵

^[1] Si ergo Scandinavicas fabulas te referre non piget; cur et Novogorodensium scripta hinc inde fabulis permixta referre non vis? Cum antiquas gentium fabulas jam hic putas non tam ignominiosum esse recensere.

[Итак, если вам не претит передавать скандинавские сказки, то почему вы не хотите передавать писания новгородцев, перемешанные со сказками, раз считаете, что не так уже зазорно пересказывать старинные сказки народов?].

[]

64

Кроме того, удивительно, что князей и государей, правивших в России до Рюрика, славнейший Миллер называет русскими, хотя, согласно его мнению, они таковыми не были. Это столь же несообразно, как если бы кто-нибудь пожелал именовать греческого императора Юстиниана турецким султаном — на том основании, что ныне турки господствуют в Греции. Совершенно таким же образом поступил и славнейший автор, утверждая, что до Рюрика в России не было никаких русских, но называя князей, которые были до него, — русскими государями. Таким образом, он напрасно употребил эти почтенные названия.

[Ответ Миллера]

На 64-ое

Противник злостно умолчал о том, что сказано мною об этом в диссертации на стр. 23 и 26. Он считал, что будут читаться только его возражения, а моя диссертация, отвергнутая вследствие несправедливых нареканий с его стороны и со стороны его союзников, не сможет стать известной; поэтому для него пройдет безнаказанным все, что ему вздумается наболтать против меня. Вот мои слова на стр. 23 (я говорю о норманнах-скандинавах): „...— но почему на Россию? Ведь это название в то время совершенно не было известно, — на Австрию, Острогардию, Гардарикию, Холмгардию, Кунигардию, Гунниландию — ведь так они называли наши земли^[1] — они делали вооруженные нападения по большей части со счастливым исходом“; и на стр. 26: „Сами мы употребляем название Россия, говоря об этих ранних временах, когда оно не было еще в употреблении, не для того, чтобы делалось заключение, будто уже в тот век Россия так называлась, а для того, чтобы было понятно, о какой части земли у нас идет речь“. Эти слова вполне достаточно защищают меня от приведенного возражения Ломоносова. А сравнение с греческим императором Юстинианом никакого отношения к этому не имеет, так как все знают название империи, которой он управлял. Россия же в те древние времена, о которых идет речь, насколько мы знаем, не обозначалась каким-нибудь особым названием, так что, повидимому, сама необходимость предписывает нам то правило, которого я держался...

^[1] Cur igitur passim his nominibus Ostrogardia etc. non es usus? Unico enim verbo declarare posses illis nominibus has terras designari.

[Почему же, однако, вы не пользовались везде этими названиями — Острогардия и др.? Ведь вы могли бы в двух словах отметить, что эти земли обозначались этими названиями].

[Возражение Ломоносова]

66

особую славу от походов на Русь.

[Ответ Миллера]

На 66-ое

Ввиду того, что Ломоносов опять считает здесь имена скандинавов и шведов за одно и то же, будет уместным перечитать то, что я указал в ответе на 24-ое возражение. Ложен в исторической науке закон, будто следует умалчивать о том, что способствует увеличению славы других народов. Но по справедливости нельзя сказать, что я привел такие факты, так как славные факты, рассказываемые о варягах, предках великого князя Рюрика, в равной мере относятся как к нам, так и к скандинавам, от которых произошли эти варяги.^[1] К чему мне пересказывать эти мои слова; они написаны на стр. 24 моей диссертации. Я просил бы сравнить их с этим возражением. Отсюда выявится новый пример недобросовестности: ко всем деяниям скандинавов в России применяется то, что следует относить только к тем сомнительным событиям, которые, по преданию, происходили в первом веке до Р. Х...

^[1] rei vertitur, prorsus omisit. Sed nullum sane invenire potest vestigium, in Scandinavorum monumentis eorum, quae profert.

[Но какими свидетелями подкрепит это Миллер? Почему он в своей диссертации нигде не указал отца Рюрика, его деда или какого-нибудь скандинава из его предков? Он поступил неразумно и вообще опустил то, что является самым важным в этом вопросе. Но, конечно, он не может найти в скандинавских памятниках никаких следов того, что он выдвигает].

[Возражение Ломоносова]

68

Пятый: слушателям будет крайне тягостно слушать о том, как племя, носившее одинаковое с ними имя, подвергалось со стороны скандинавов убийствам и грабежам, как страна опустошалась огнем и мечом и была благополучно побеждаема победоносным оружием.

[Ответ Миллера]

Невежество некоторых слушателей никоим образом не может быть поставлено в упрек мне. Более разумные, читая это, сразу поймут, что речь идет не о нынешних русских, но об обитателях России, которые населяли эту землю до прихода русских и были покорены русскими, или варягами.^[1] О победоносном оружии, которым Россия была благополучно побеждаема, — в моей диссертации нет речи; если что-либо подобное встречается в русском переводе, то, я думаю, вина не падает на меня, иностранца, от чьего взора легко могут ускользнуть подобные ошибки переводчика.

^[1] Hodiernum populum Russiacum ex antiquis incolis, qui ante adventum Varagorum fuerunt, potissimum constare ipse Mullerus fatetur in dissertatione sua: quidquid igitur ignominiae in antiquos incolas ex contemptu eorum redundat, id ipsum potissimum in hodiernum quoque populum redundat.

[Сам Миллер признает в своей диссертации, что нынешний русский народ произошел преимущественно от древних жителей, которые были до прихода варягов; следовательно, бесчестие, падающее на древних жителей от презрения к ним, в очень большой степени падает также на нынешний народ].

[]

69

Против стр. 46, где речь идет об Оскольде и Дире. Здесь славнейший Миллер в своих предположениях явно обнаруживает увлечение. Он отвергает, как упомянуто выше, доказательство, основанное на простом сходстве имен и места. Эта его строгость была бы похвальной, если бы он соблюдал ее не только при опровержении мнений противной стороны, но и в своих доказательствах. Но в этом месте славнейший автор на основании простого сходства имен Дир и Диар заключает о том, что Оскольд и Дир были не двумя, а одним князем, по имени Оскольд, а по званию Диар, что на готском языке означает судья. Обхожу молчанием то, что все это славнейший Миллер извлек из диссертации Байера, для того чтобы вывести варягов-руссов от готов; удивляюсь лишь тому, что он ради своего предположения пожертвовал вполне ясными свидетельствами Нестора, Стрийковского и других авторов. Ведь названные авторы не только различают этих двух князей, но и прямо свидетельствуют, что их могилы находятся в Киеве в разных местах. Что они жили вместе и в одно время были убиты — совсем не удивительно, так как множество подобных примеров имеется в историях.

[Ответ Миллера]

На 69-ое

Если бы я был склонен воздавать везде равной мерой Ломоносову за его обидные выражения, то не было бы недостатка в подходящих случаях с полным правом повернуть против него все то, что он говорит обо мне, и я не думаю, что кто-нибудь поставит это в упрек мне, которого он столь несправедливо терзает.^[1] — я также вновь предлагаю ему ответ, данный Попову.^{8* [2]}

^[1] Videant, obsecror, clarissimi Collegae, quid § 69, a me in Mullerum injuriose dictum sit. Intelligent certe vim urgentis veritatis injuriam ad illo appellari.

[Умоляю славнейших коллег посмотреть, что в § 69 сказано мной обидного против Миллера. Они, конечно, поймут, что он называет обидою сокрушительную силу истины].

^[2] Quae sana nulla est: nihil adhaec Popovio responsum, nihil mihi.

[Его конечно нет: ведь на это не было дано никакого ответа ни Попову, ни мне].