Ломоносов был тяжело болен. Но он нехотел сдаваться. Он не хотел допустить мысли, что затраченные уже силы и средства не приведут к полному успеху. Он подготовил себе смену. Уже в начале 50-х годов Ломоносов писал о «жестокой ножной болезни», которая еще не помешала ему, однако, работать в лаборатории при боновском доме над окрашиванием стеклянных сплавов. 146 В «Химических и оптических записках»147 однажды Ломоносов отметил, что не мог быть при опытах в своей лаборатории, во флигеле своего дома на Мойке, из-за болезни ног.
Штелин рассказывает, что Ломоносова, «у которого были распухшие ноги», принесли в кресле из дома в здание, где стояла оконченная «Полтавская баталия», когда он хотел показать ее австрийскому послу сам. 148
Вельтман в «Очерках России» (1840) опубликовал набросок обращения в Сенат, которое Ломоносов готовил (1764). Это было своего рода завещание мозаичного дела Сенату. «Ежели божескою судьбою, — писал Ломоносов, — от настоящей болезни жизнь моя пресечется, то приношу оному высокому Сенату. . . прошение о нижеследующем: Понеже производимое мною великое мозаичное дело в самом своем лучшем течении и Сенат в сомнении состоять будет продолжать ли оное или нет... то оному следующее представляю».
Переходя к вопросу о смальтах, Ломоносов писал, что «делание мозаичных составов не может быть остановлено.. . «Шурин мой... Ив. Цилих дошел в сем искусстве толь довольного совершенства, что никто в Европе лучших успехов показать не может, имеет учеников уже далече знающих. Еще большее число придано быть может. Сие приуготовление, инструменты и другие надобности изготовлены и к тому работники, все цвета без меня произведены быть могут, ибо уже года с три в составлении оных мозаичных цветов я головой не вступался, а производил все оный мой шурин Ц.». 149 Вельтман не знал конца этого документа; полностью документ стал известен Пекарскому в 70гх годах. Конец нашелся в собрании рукописей Ломоносова у Н. М. Орлова: «Составление мозаичных картин по добрым оригиналам, шкицам и рисункам в состоянии производить под смотрением доброго живописца обученные мною мастера и ученики и несомненно производить такие же картины, какая ныне окончена («Полтавская баталия», — В. М.). Что ж надлежит до больших сковород, до их укрепления, расположения, движения, шлифования и до прочего, как привести в совершенство и в отделку картину, то все совершенно произведет старший мастер Матвей В., который с самого начала мозаичного дела упражнялся в сей практике и можно положиться на него благонадежно. . .». 150
Последними портретами, выполненными мозаичной мастерской при жизни Ломоносова, были: «Екатерина II» в профиль (1763) и «Григорий Григорьевич Орлов» в профиль (ок. 1764 г.). Обе работы отмечены большой утонченностью в технике набора и в живописном отношении являются шедеврами мозаичного дела. Ломоносов умер 4 апреля 1765 г. Громадная толпа жителей Петербурга проводила его тело из дома на Мойке в Александро- Невскую лавру.
Уход Ломоносова из жизни мог бы не остановить работ над мозаичным циклом «Деяний Петра Великого», если бы Екатерина и Бецкий хотели их продолжать. Вскоре после смерти Ломоносова эти работы были прекращены, несмотря на то, что Матвей Васильев брался довести их до конца. Перестройка собора для установки памятника Петру по ломоносовскому проекту также была отменена. 151
Бецкий, которому поручено было «ведать мозаичное дело», играл не последнюю роль в гибели этого начинания Ломоносова. Уничтожающую характеристику дал Бецкому С. П. Яре- мич в своей работе «Русская академическая художественная школа в XVIII в.»: 152
«Бецкий был совершенно равнодушен и холоден к искусству. В его глазах оно оправдывалось государственной необходимостью, и то только потому, что таков был взгляд императрицы, а он сам не любил его и интересовался только внешне». «Больше всего характеризует равнодушие Бецкого к искусству его отношение к крупнейшим предприятиям его времени». Сюда, прежде всего, С. П. Яремич отнес «грандиозный мозаичный памятник Петру I, задуманный Ломоносовым с. л: 153 «Исполнение ломоносовской мозаики находилось в ведении директора Конторы от строения, и как только Бецкий стал во главе этого учреждения, он не замедлил похоронить замечательный замысел Ломоносова. Судьба монумента поручается ,,единственно в диспозицию Бецкого", равно как и самое сооружение „зависит во всем от него"».
«Весь памятник, посвященный подвигам Петра, предполагалось осуществить в десяти огромных мозаичных композициях и предназначался он для постановки в Петропавловском соборе. От грандиозного замысла Ломоносова, прерванного смертью этого необыкновенного человека, до нас дошла лишь одна картина — колоссальное изображение Полтавской баталии. . . Бецкий, когда ему это было выгодно, не чуждался и коллегиального начала. В данном случае он поручил находившимся у него под командою архитекторам. . . дать свой отзыв и, как должно ожидать, оказалось, что ,,поставление в Петропавловском соборе монумента... по проекту покойного статского советника Ломоносова исполнить неспособно*'. Так был похоронен один из обширнейших художественных замыслов всего XVIII в., в значительной своей части уже осуществленный.
Из того, что уже сделано, ясно видно, каких результатов можно добиться в России при колоссальном напряжении сил и энергии. Бецкий разрушил все это легко, шутя, как дети разрушают карточный домик. И, разумеется, он не поступил бы так легкомысленно, если бы в нем была заложена хоть искра любви к искусству. Но он рассмотрел дело с точки зрения исключительно почета — не ему принадлежит инициатива. . . а потому легче всего предать уничтожению».
Тщеславный барин, не знающий и не любящий России, а следовательно, не ценивший и Ломоносова, — вот в чьи ленивые руки попало дело «великого трудолюбца русской земли». 154
Из запрошенной Бецким (осенью 1765 г.) Канцелярии от строения последовал сначала такой ответ: «Его высокопревосходительству господину генерал-поручику, действительному камер-геру, над строениями ее императорского величества домов и садов главному директору, императорской Академии художеств президенту и кавалеру Ивану Ивановичу Бецкому.
Поданными в оную Канцелярию мнениями архитекторы Скобель, Вист и Квасов пишут, что поставление в Петропавловском соборе монумента государя императора Петра Великого по прожекту покойного статского советника Ломоносова исполнить неспособно затем, что по положению в прожекте под купол пиляров церковь должна разобрана быть, и монументу посредине церкви, как с приходу иконостас и служба божия скрыта, и для духовной процессии нужное место занято будет, быть непристойно, а от других архитекторов, как скоро мнении получатся, то немедленно к в. в. представятся». 155
К этим соображениям технического и ритуального порядка, смутившим Сецат, присоединилось, теперь уже откровенное, осуждение мозаичной манеры Ломоносова, идущее от Я. Ште- лина и других сторонников мозаики западного типа.
Вспомним приведенный выше отзыв Я. Штелина о мозаике «Полтава». Теперь, после смерти Ломоносова, это мнение провозглашается непреложной истиной, применительно и к начатой в той же манере второй грандиозной мозаике — «Азовскому взятию»:
«Оной картины живописной оригинал, с которого еще при жизни Ломоносова Азовской баталии картина зачата, по рассмотрению Канцелярии нашелся нехорошего мастерства. Должно. . . другой оригинал живописной работы лучше сделать и по нем вновь начать мозаичным художеством, которая картина. . . уже сделанной при жизни Ломоносова Полтавской баталии мозаичной картины мастерством преимущественнее будет». 156
Ниже в том же документе приведено мнение Бецкого, п сущности предрешавшее конец «монумента» и мозаичного убора стен в Петропавловском соборе: «Хотя намерение было Полтавской и Азовской баталий картины поставить в Петропавловском соборе, но как в Правительствующий сенат от д. т. с. Бецкого представлено было, так и Канцелряия в рассуждении представленных от него обстоятельств признавает, что тем картинам в том соборе быть неприлично».
Существенную роль в прекращении работ над «монументом» и мозаиками сыграло то обстоятельство, что все, о чем мы сейчас говорим, происходило в 60-х годах XVIII в., т. е. в десятилетие, отмеченное сменой основных двух стилей этого богатого художественным творчеством века. Смена стиля барокко — классикой.
На Сент-Илеровском плане Петербурга, где зарисован дом, в котором жил и умер Ломоносов, изображен город еще изумительно цельный в своем архитектурном облике. Это город русского барокко. Через какие-нибудь два десятилетия этой цельности уже нет. Ринальди и Валлен Деламот начинают строить здесь в 60-х годах в новом стиле. Растрелли покидает Петербург. Тогда же вместо пышного, многофигурного и многокрасочного создания Ломоносова, в котором сказалась бы в последний раз уходящая эпоха, возникал, пока еще в проекте, иной памятник Петру — фальконетовский. «Каменною сею горою, не имеющею иного украшения, как только естественный свой вид — знаменуются трудности, понесенные Петром Великим. Скаканием бегуна — скорое течение дел его.
Десница отеческая не требует изъяснения.. .».
157
Наступил последний период существования ломоносовской мастерской, отмеченный отсутствием внимания со стороны правительства к организованному Ломоносовым большому делу и распадом группы художников-мозаичистов. Матвей Васильев не имел достаточного авторитета, чтобы взять дело в свои руки. Документы говорят о ссоре мозаичистов с вдовой Ломоносова — Елизаветой Андреевной. 158 Сохранились ее письма к Бецкому и Крамаренкову — секретарю Р. И. Воронцова,159 в которых наследники пытаются защищать дело, перешедшее в их слабые руки из могучих рук Ломоносова.
Приводим основное из последнего письма. Оно представляет мнение одной стороны, т. е. мнение преемников Ломоносова по управлению стеклянной фабрикой и мозаичной мастерской: Елизаветы Андреевны Ломоносовой, ее брата Ивана Андреевича Цильха и зятя Ломоносова Алексея Алексеевича Константинова: 160
«Все дело в том состоит, что данные на нашу фабрику казенные люди сговорились все вообще более не работать и мне не слушаться, как то они уже месяца с два вовсе гуляют. По некоторым наглым и непристойным поступкам от оных людей, у коих Матвей Васильев предводителем, принуждена я была на них жалобу произвесть у его превосходительства Ивана Ивановича Бецкого, только вместо того, чтобы мне дать сатисфакцию, усмотрела я чрез разговоры его секретаря, что может быть на уме отнять не токмо мозаичную работу, но и собственную нашу фабрику. . .
Хотя ж я и не сомневалась, чтоб Сенат определил чего мне в обиду, однакож монумент, мозаичная работа и фабрика моя между собою столь смешаны, что иногда от незнания подлинных обстоятельств учиниться мне может обида, ибо ведать надлежит, что фабрика собственность моя, что на оной фабрике делаются разноцветные на мозаику стекла, что по привилегии нашей никто таких стекол в 30 лет делать или фабрику заводить не смеет, что по определению Сената всякие мозаические работы велено брать с нашей фабрики и что, наконец, мозаичную работу без фабрики нашей нигде производить не можно. Покойный Михаил Васильевич на фабрику и на мозаичные опыты издержал занятых из казны денег 13 000 рублей, а сверх того и своих еще не малое число. Из сего же следует, что ежели кто вновь такую фабрику заводить намерен, тот непременно знатной капитал сперва издержать должен на опыты и прочие потребности. .. прежде нежели плод какой получать может.
Но все сие происходит от происков Васильева. Он по судебным местам и по всему городу, а особливо к Ивану Ивановичу и к его секретарю бегает, называя себя главным мастером и главным командиром над мозаичными работами, и при том о себе сказывает, будто все рецепты к составлению разноцветных стекол знает. . . Но я вас по чести уверяю, что он истинно ничего не знает и что он самого себя введет в беду.. .
Ваша покорная слуга Elisabet Lomonossoff.
С. -Петербург 7 сентября 1765 года». 161
— это Матвей Васильев с товарищем и учениками-художниками, которых наследники Ломоносова рассматривают как «казенных людей, данных на нашу фабрику». Для Ломоносова же было ясно, что в лице Матвея Васильева и Ефима Мельникова Россия имеет отличных мастеров-мозаичистов, которые могут передать свой опыт талантливым ученикам.
Здесь уместно затронут вопрос, который не может не интересовать нас. Мы имеем в виду отношение Ломоносова к работающим с ним людям. До сих пор нам приходилось в этом отношении довольствоваться, главным образом, «конспектом похвального слова»162 Ломоносову, набросанным Я. Штелином в самый год смерти «сотоварища». В этом мнимом «похвальном слове» сказано, что Ломоносов был «с низшими и в семействе суров» (inferioribus et familiae durus) и что он «равных презирал» (Spretor aequalium), рисуется образ человека бездушного, для которого все и вся только средства для возвышения (eminendi cupidus).
Новиков сказал о Ломоносове правдивее: «в обхождении был по большей части ласков, к искателям его милости щедр, но при всем том был горяч и вспыльчив. ..» 163. Эта характеристика реже цитировалась, чем штелиновская. Пушкин, который многое знал о Ломоносове от Раевских,164 «Путешествии из Москвы в Петербург»: «С ним шутить было накладно. Он везде был тот же: дома, где все его трепетали, во дворце, где он дирал за уши пажей, в Академии, где, по свидетельству Шлецера, не смели при нем пикнуть. . . При всем том Ломоносов был добродушен. Как хорошо его письмо о семействе несчастного Рихмана. . .». Вспомним о не менее сердечном письме (1765) на север, в деревню, в Митигоры, к сестре — Марье Васильевне Головиной по поводу приезда в Петербург девятилетнего «племянника Мишеньки» — будущего академика-математика Михаила Евсеевича Головина:
«Государыня моя сестрица, Марья Васильевна, здравствуй на множество лет с мужем и с детьми.
Весьма приятно мне, что Мишенька приехал в Санктпетер- бург в добром здоровье и что умеет очень хорошо читать и исправно, так же и пишет для ребенка нарочито. С самого приезду зделано ему новое французское платье, сошиты рубашки и со всем одет с головы и до ног, и волосы убирает по нашему, так чтобы его на Митигорах не узнали. Мне всего удивительнее, что он не застенчив, и тотчас к нам и к нашему кушанью привык, как бы век у нас жил, не показал никакого виду, чтобы тосковал или плакал. Третьяго дня послал я era в школы здешней Академии Наук, состоящие под моею командою, где сорок человек дворянских детей и разночинцев обучаются и где он жить будет и учиться под добрым смотрением, а по праздникам и по воскресным дням будет у меня обедать, ужинать и ночевать в доме. Учить его приказано от меня латинскому языку, арифметике, чисто и хорошенько писать и танцо- вать. Вчерашняго вечера был я в школах нарочно осмотреть, как он в общежитии со школьниками ужинает и с кем живет в одной камере. Поверь, сестрица, что я об нем стараюсь, как должен доброй дядя и отец крестной. Также и хозяйка моя и дочь ево любят и всем довольствуют. Я не сомневаюсь, что- он чрез ученье счастлив будет. И с истинным люблением пребываю брат твой,
Михайло Ломоносов». 165
Учить и видеть быстрые успехи, наблюдать буйный рост нового поколения «ломоносовцев», для которых устроены лучшие школы и университет, — вот что было единственной радостью и гордостью Ломоносова в последние недели его жизни. Он выучил мозаике Васильева и Мельникова, смальто- варному делу Дружинина и Цильха, он был единственным инструктором художественного стеклоделия на фабрике в Усть-Рудице, которая должна была со временем преобразовать первобытную экономику края. И не корысть и эгоизм, как думал Штелин, руководили его поступками.
«прошу, дабы оных учеников Васильева и Мельникова уволить ко мне на фабрику на три года, где содержать и довольствовать буду их моим коштом. А по прошествии трех лет имеют быть от меня отпущены с надлежащим аттестатом в Академию' или в другую команду». 166
Васильев был в последние годы жизни Ломоносова его доверенным лицом. Теперь это смутьян, который «беспрестанно пьянствуя, не подчиняется госпоже советнице»; советница грозит всех художников «перековать и сечь батожьем». Пришедшего к ней объясниться Васильева она «выгнала из покоев вон взашею».
Ефим Мельников, младший мастер «пошел вторительно ко оной госпоже советнице, которая тоже, выгнав его вон из покоев, ударила в самых дверях в щеку».
Мозаичисты писали Бецкому: «избегая данных ссор, в квартире госпожи советницы впредь нам от сего времени жительства не иметь».
Летом 1766 г. мозаичная команда покинула ломоносовский дом и переселилась в мозаичную мастерскую.
«Покои даны из мастеров каждому по особому покою, а ученикам двум по одному покою и без платежа квартирных денег... А дрова для отопления берут в доме ж его господина Ломоносова без положенной на каждый покой препорции, ^ всегда сколько кому потребно беспрепятственно». «Свечи получали все и каждой на покупку оных брал по двадцати копеек на месяц. . .».
«Кроме определенных к мозаичному художеству людей, состояло жз собственных покойного господина Ломоносова приписных к бисерной и стеклярусной его фабрике крестьян пять человек и в мозаичном художестве искусство имеют, как и в самом деле в то художество употребляемы были, — однако ж денежного жалованья как прочие мастеровые люди получали, давано не было, а довольствованы были как пищею, так и платьем от него Ломоносова, и жительство имели в доме ево»,167
Имена трех мозаичистов из крестьян нам знакомы из рапортов Усть-Рудицкой фабрики: Игнат Петров, Андрей Никитин и Федор Петров. Первые два работали у Ломоносова также в оптической мастерской при доме на Мойке. Кто был прав и кто виноват в этом столкновении новых хозяев с художниками?
Премьер-майор, разбиравший дело, донес Бецкому 7 августа 1766 г., что «за неимением таковых людей, которые при том быть могли посредственниками — в тонкости разобрать невозможно». 168
Нам же очевидно, что со смертью Ломоносова отношение к мозаичистам в доме на Мойке резко изменилось к худшему. На место Ломоносова встали рядовые обыватели. Вступил в силу обычай, традиция «драть шкуры» с зависимых, третировать их как рабов. А Ломоносов к ним был «ласков» и «щедр».
—1766 гг. мозаичной мастерской в Петербурге были выполнены три мозаики, из которых до нас дошла одна — отличный портрет М. И. Воронцова. Вдова Ломоносова сообщала Бецкому:
«Дабы мастеровые люди могли оказать свое искусство, что и после покойного моего мужа мозаичная работа продолжаема быть может, то для их собственной впредь1 рекомендации рассудилось мне приказать делать портрет. . . графа Михаила Ларионовича Воронцова в благодарность и в память того, что он заведению мозаичной работы в России первой подал повод, еще же образ пресвятые богородицы и портрет покойного моего мужа, что основатель и изобретатель мозаики в России». 169
Еще в июне 1765 г. Екатерина II поручила «ведать мозаику» Бецкому. Через год, в июне 1766 г., тяготясь делом, к которому он был равнодушен, Бецкий «препоручил мозаичное дело и команду» Канцелярии от строения, Бецкий был главным директором над строениями. Так он избавил себя от прямой заботы о художественном наследии Ломоносова. Шестого октября 1766 г. вдова Ломоносова умерла. Зять Ломоносова
А. А. Константинов, называвший себя «по Ломоносове законным наследником», просил разрешения продолжать работу над мозаичными картинами из жизни Петра Великого, т. е. закончить порученное Ломоносову дело. В этом ему было отказано. 170 Усть-Рудицкая фабрика с Иваном Цильхом в качестве технического руководителя могла бы продолжать работу даже если бы Канцелярия от строения завела свою смальтоварную лабораторию, о чем в это время уже шла речь. 171
(по мужу Константиновой), постановлением Сената была закрыта, а приписанные к ней земли и крестьяне переданы в собственность челобитчице за заслуги отца. В постановлении Сената было отмечено, что мозаичное дело «в ведение Канцелярии от строения поручено не по прошению оставшей вдовы и дочери и тем отцовское изобретение преподано в пользу государственную и с обученными им же Ломоносовы^ мозаичными художниками». 172
Со времени смерти Елизаветы Андреевны Ломоносовой до переселения в новое и последнее помещение в Рождественских слободах мозаичная команда в ломоносовской усадьбе на Мойке выполнила шесть небольших мозаик станкового типа. Приказа свыше о прекращении работ монументального характера, в частности о начатом «Азовском взятии», не было. Сенат склонен был продолжить большие мозаичные работы; Бецкий явно их не поощрял. Канцелярия от строения тяготилась командой, не имевшей крупного правительственного заказа, для которого была создана. Неясен был вопрос, откуда будут мозаичисты получать смальты — с фабрики, заведенной для этого Ломоносовым, или будет устроена Канцелярией своя смальтоварная лаборатория. Для небольших мозаичных картин, которые готовились командой, пока решались все эти вопросы, пригодились смальты, оставшиеся от работы над «Полтавой».
Инспектором мозаичного художества в это время был живописец Иван Иванович Бельский (1726—1796). Его обстоятельные рапорты Канцелярии от строения дают возможность проследить в подробностях историю последних лет жизни русской мозаичной мастерской XVIII в.
Бельский как живописец был под влиянием итальянской живописи позднего барокко, заполнявшей тогда петербургские дворцы и частные коллекции. Работая одно время с римлянами Валерьяни и Перезинотти, Бельский усвоил западную точку зрения на мозаику. Он был сторонником имитации мозаикой станковых картин.
Не раз в дошедших до нас документах Бельский пренебрежительно отзывается о широкой декоративной ломоносовской манере мозаичного набора и хвалит ту, которая культивировалась под его руководством: «Чрез его опыт смешение мозаичных цветов неразрывной в тенях цвет производит» . 173
половине 60-х годов XVIII в. в Петербурге были набраны мозаики, в которых есть ломоносовские смальты, но нет ни одной черты монументальности, которую вводил Ломоносов.
Перед нами шедевры станковой мозаичной живописи, которым позавидовал бы лучший итальянский мастер.
Эти последние шесть работ ломоносовских учеников, подписанные Матвеем Васильевым и Иваном Бельским, следующие:
Об этих мозаиках будет сказано подробнее в перечне всех работ как самого Ломоносова, так и его учеников. Состав мозаичной команды ко времени переселения ее из ломоносовской усадьбы в Рождественские слободы, где были дома, принадлежавшие Канцелярии от строения и где поблизости в собственном доме жил Иван Бельский, был следующий. 174
Мозаичисты: Матвей Васильев, Михайло Мешков, Яков Шалауров и Филипп Нестеров. Они работали в группе мозаичистов и при Ломоносове.
при церкви Рождества. В 1770 г. Щоткин был уволен из команды по болезни глаз. Он писал в прошении: «А ныне имею в голове шум и в глазах туман... и при тех мозаичных и живописных работах быть не в состоянии».
Еще раньше (в 1766 г.) ушел из команды в гвардию Романов.
В группе смальтоваров, кроме Цильха и состоящего у него учеником Фомы Рогожина (Рогозина), есть также новые лица: Прохор Кириллов и Гаврила Нефедьев.
Первое время после смерти Ломоносова и его вдовы Иван Цильх, выжидая, как сложатся обстоятельства, не хотел служить в мозаичной команде Канцелярии от строения. Он и раньше безвыездно находился в Усть-Рудицах, управляя фабрикой. Оставался там и теперь.
Канцелярия в 1767 г. сообщала Бецкому, что «регистратор Цыльх при смерти господина статского советника и профессора Ломоносова Сенату рекомендованной искусник в том составлении (смальт, — В. М.) и поныне не является». 175
Канцелярия от строения еще осенью 1766 г. подготовляла Цильху смену в лице Прохора Кириллова, составителя цветной материи на казенном стеклянном заводе. Дело в том, что Фома Рогожин, который, казалось бы, после нескольких лет практики под руководством владевшего ломоносовскими рецептами Цильха должен был заменить последнего, оказался «к работе неспособным».
Н. И. Сидоров тщательно проследил пути, по которым могли передаваться ломоносовские записи и наблюдения па цветному стеклу, в указанной выше работе «Из истории мозаичных составов М. В. Ломоносова»:
«При опросе Канцеляриею строений работников мозаичной- мастерской Рогожин 20 июля 1766 года показал: „ ... по науке мозаичных составов, которые доныне исправлял на заводах. . . господина Ломоносова за присмотром мастера Цылха, если оною Канцеляриею определено будет, то он стеклянную разных, цветов материю составлять на здешних стеклянных заводах может некоторую собою без показания, а протчую случившуюся под мастерским смотрением делать может же, а всех составов действительно знать не может"». 176
«Недостаточность знаний Рогожина, — сообщает дальше Н. И. Сидоров, — осложнялась еще личными его особенно -стями»: Рогожин стал уклоняться от работы, запил и в июле 1767 г. бежал. 177
Рогожина в колодку и отдать в работу «к колке, возке, втаске дров» к мастеру «составления матерей» Прохору Кириллову. Через несколько дней Рогожин, разломав на себе колодку, снова бежал. 178 Достойно внимания, что, выписывая в каждой справке своей по поводу побегов Рогожина указанные в законах тяжкие наказания за побег — «бив кнутом и вырезав ноздри, сослать в вечную работу на галеры» или «вечно на каторжную работу в Болтийской порт»,— Канцелярия от строения тем не менее оказывалась довольно милостивой по отношению к виновному и не вписывала в формуляр проступков, ценя и те недостаточные познания, какими обладал Рогожин. Даже позднее, когда уже вернулся в мастерскую Цильх, Контора строения не решилась отпустить Рогожина на службу в Главную полицемейстерскую канцелярию, куда он в 1775 г. подал прошение.
Инспектору мозаичного художества Бельскому был послан запрос, кто «может обучать учеников составлению разных цветных материй и тянутию из оных пруткой» в елу~ чае «выбытия мастеров Цильха и Васильева и увольнения Рогожина. На это Бельский ответил, что если уйдут из мастерской Цильх и Васильев, а новый подмастерье Нефедьев не окажет надлежащих знаний, то Рогожина уволить никак невозможно будет». 179
Только новый побег и кража Рогожина заставила Контору в 1781 г. отдать его скованным «в железах» в кузницу к «дутыо меха и битью молота». После нового побега и оттуда Рогожин в 1782 г. был, наконец, отчислен из мозаичной мастерской и переведен в штат кузницы. 180
Так гибли один за другим и бросали работу ученики Ломоносова в условиях бездушной канцелярщины, которой сменилась для них близость гениального руководителя. Прохор Кириллов брался заменить Цильха. Он заявил, что «к мозаичной работе непрозрачного стекла немалое число разных цветов составить может». 181
Гаврила Нефедьев, в прошлом ученик и подмастерье петербургского стеклянного завода «при посудном деле», не раз упоминается в документах мозаичной команды в связи с работой его над рамами для двух последних работ Матвея Васильева — мозаик «Апостол Павел» и «Св. Екатерина». Он делает их «из вновь сысканной композиции». 182
Нефедьев работает с ломоносовцами с 29 мая 1769 г. Он изобретает новые рецепты цветного стекла. Это можно заключить из следующих слов рапорта Бельского о необходимости построить смальтоварную лабораторию в Рождественских слободах, где могли бы работать Цильх, Кириллов и Нефедьев: «в той ж лаборатории просит подмастерья Гаврила Нефедьев особливую печку сделать, в которой ему без помешательства особливо касающиеся работы производить будет способно». 183
Большее чем прежде число смальтоваров, новый призыв мозаичистов-учеников — все это говорит как будто о намерении Канцелярии продолжать мозаичное дело. Бельский хлопочет о постройке смальтоварной лаборатории и помещения для мозаичных работ тем более энергично, что петербургский казенный стеклянный завод весной 1770 г. приказом Бецкого переводится в Назию, где и соединяется с уже бывшим там стеклянным заводом. 184
В 1769 г. Цильх пользовался печами этого казенного завода, который стоял на левом берегу Фонтанки у Семеновского моста. 185 «Апостол Павел» и «Св. Екатерина». Остатки смальт, сваренных в Усть-Рудицах, не давали красок, необходимых для этих картин. Теперь (1770) мозаичисты остались без смальтоварных печей. Перевод стеклянного завода на Назию был сделан не по инициативе Бецкого. Он исполнял лишь указы Сената 50-х годов XVIII в., направленные на защиту лесов в окрестностях Петербурга и Москвы. Стеклянные заводы истребляли особенно много леса. 186
На Махаевском плане Петербурга (1753) 187 будущее место последних работ, долгого принудительного прозябания и вымирания учеников Ломоносова — мозаичистов, легко находится. На пустыре, который прорезает Лиговский канал, видны два водоема: большой, продолговатый пруд, питающий водой канал, и меньших размеров квадратный бассейн, из которого железные трубы проводили воду к фонтанам Летнего сада. Перемычка между прудом и бассейном, благодаря близости воды и отдаленности от жилья, была удобна для постройки здесь смальтоварной лаборатории, требующей большого огня, и мозаичной мастерской. В той же части окраины Петербурга стоял «головкинский дом». В нем поселились весной 1769 г. мозаичисты и смальтовары — мозаичная команда Канцелярии от строения (переименованной к 1770 г. в Контору строения). Мастерская была устроена в «Училищном доме» — соседнем. 188 Именно в этой мастерской «Училищного дома» Канцелярии от строения в сентябре 1769 г. были закончены, с помощью всей команды, две последние мозаики ломоносовского ученика Матвея Васильева — «Апостол Павел» и «Св. Екатерина». Горн для вытягивания прутков смальты был устроен на кухне Училищного дома. 189
В октябре того же года Иван Бельский написал первый рапорт в Канцелярию о том, «что ныне мозаичная команда, как есть мастера и ученики, находятся без всякого мозаичного дела, того ради доношу, дабы повелено было помянутой команде по их художеству определить какую работу, чтобы оные без дела, в праздности не находились». 190
«казенных местах и в партикулярных домах» через объявления. В начале 1770 г. (22 февраля) Бельский пишет в Контору, что он через комиссию Академии Наук неоднократно печатал такого рода объявления, но заказов не получил. Со слов Матвея Васильева он сообщает, что и Ломоносову в 1757 г. не удалось путем таких «публик» и даже указов получить работы. Причина такого равнодушия русского общества к мозаике может быть указана лишь предположительно, — это дороговизна мозаик. Небольшой образ стоил 50 рублей (см. «Каталог», № 16, «Александр Невский»). Бельский снова просит «определить казенную мозаичную работу, дабы мастера и ученики в рассуждении их художества к лучшему вдаль простирались и в праздности бы не находились...». «При том как определенное им жалованье производится, следовательно також де и работе быть». Бельский при том напоминает, что «материю варить негде, без чего никакое мозаичное дело начаться никак не может» и снова указывает на место, удобное для постройки лаборатории — «остров праздной между прудов». 191
Контора строения пыталась занять мозаичную команду — привлечь ее «к живописным и другим делам... с прочими обретающимися в штате.. . Конторы живописцами наряду, чтобы оные не в бытность мозаичной работы не были праздны». Бельский осенью 1771 г.., отстаивая мозаичное дело, пишет, что «из осьми человек мозаичистов к живописным делам способны несколько могут токмо три человека, а прочих употреблять только к те рению красок».
Он бьет тревогу: «ежели далее мозаической работы производимо не будет, то ученикам происходящее отдаленное время в мозаичном художестве будет препятствием, в чем не токмо отвычку немалую учинить может, но и совсем ученики забыть могут, а оное художество несколько мною ныне против прежнего в порядок приведено.. .».
Бельский указывает, что последние две мозаики, набранные с оригиналов его кисти, понравились императрице и что мозаичисты получили за них награду — две ассигнации по сто рублей.
Бельский просит Бецкого через Контору «дабы поведено было ныне определить для учеников хотя небольшую мозаичную работу, выбрав с лучшего оригинала, чтобы совсем оные от того художества отвычку в мозаичном наборе иметь не могли, которое впредь будет и сожаления достойно». 192
«Контору строения, — пишет Бельский, —покорнейше прошу дабы благоволено было о неимении мозаичной работы в напамятование ныне представить е. п. Ивану Ивановичу Бецкому, чтобы оное художество по отдаленному времени в своем искусстве в самое бессильное состояние придти не могло, и при том художестве и служители все бескуражны ныне остаются, о чем неоднократно и представлено от меня в Контору строения». 193
Казалось бы осенью 1772 г. Контора решила построить смальтоварам лабораторию, а мозаичистам мастерскую194 на указанном Бельским месте. «За-архитектор» Иван Фок представляет планы, фасады и профили двух каменных одноэтажных зданий «согласясь с Бельским и мастерами». 195 Оживает надежда на продолжение мозаичных монументальных работ типа «Полтавской баталии». Бельский просит рядом с лабораторией и мастерской построить «ежели большая мозаичная работа производиться будет.. . особый каменный покой... в котором покое должна делаться медная сковорода и во оную сковороду набранные мозаические порознь штуки вкладывать и во окончание совсем картину привести». 196
И тем не менее весной 1775 г. 25 апреля мы читаем в рапорте Бельского в Контору, что мозаичисты-ученики используются при живописных работах, «но токмо главной пункт, то есть мастера находятся праздны во всякое время, не имея по званию своему ныне никакого дела».
«учинить милостивую резолюцию, дабы сысканное в России бывшим статским советником и профессором Ломоносовым почтенное художество не могло быть забвенно. . .».
«А ныне небезизвестно Конторе строения, что та работа от 1769 году и поныне не производится, о чем всепокорно доношу. . . Художество оное может придти справедливо в самую ничтожность, за отдалением непроизводимого дела, да и художники приходят уже в старость и остаются против протчих служителей Конторы строения в достойном награждении совсем безнадежными, ибо оные от 1768 года генваря с 1-го дня прибавки денежного жалованья не имеют, от того безкуражны и нужду претерпевают». 197
В 1776 г. 2 февраля умер Яков Шалауров — мозаичист ученик Ломоносова, работавший у него с 1761 г. 198
В 1777 г. весной все еще нет у мозаичной команды ни настоящего места работы, ни смальтоварной печи, ни заказов. Команда тает. В очередном жалобном рапорте Бельский сообщает Конторе, что «при наборе мастер (М. Васильев, — В. М.) находится ныне токмо с двумя учениками,199 что мозаичная работа не может идти без лаборатории и мастерских покоев. .. и того для дабы благоволено было прежде построить где хотя деревянную алабораторию по необходимости хотя из досок с принадлежащими в ней печью, каленицамии протчими надобностями... При чем пристроенные для работы три покоя с чуланами, где по сортам разобранная лежать будет материя, в близости же производимой работы потребен хотя из досок сарай небольшой с печью, где тянуть материю в прутки. . . Сделать оный по показанию мастера Матвея Васильева». 200
— «экстракт о мозаичном начатом покойным статским советником и Академии профессором деле, которое по именному е. и. в. указу 14 июня 1766 года объявленному в продолжение господином д. т. с. И. И. Бецким препоручено бывшей Канцелярии, что ныне сия Контора».
Контора явно тяготилась мозаичной командой и поставила перед Бецким вопрос, если не будет построена лаборатория и не будет казенных заказов, не даст ли он распоряжения «мастеров с мастеровыми мозаичного художества из ведомства сей Конторы определить в другое правление, потому что им по ведению сей Конторы делать нечего»201.
Лишь в декабре 1781 г., т. е. через четыре года, последовал от Бецкого ответ, не содержащий в себе ничего, кроме согласия дать ход предложению Конторы — «представить в Правительствующий Сенат мнение Конторы — опробуется». 202 Никаких следов мозаичной работы за эти четыре года в деле «О мозаичном художестве» нет. Ее не было. Мозаичисты все больше старели, теряли свои профессиональные навыки, были «безкуражны и претерпевали нужду».
В декабре 1781 г. жив еще замечательный русский мозаичист Матвей Васильев. Он приложил руку к «скаске» о том, что «с орегинала славного живописца Рембранта мозаическая картина делана та, которая пожалована от е. и. в. графу Александру Сергеевичу Строганову, а другая, деланая с того же оригинала, для Академии художеств». 203
«Голове старика» — мозаике 1767—1768 гг. Кто запрашивал об этой вещи — неизвестно. На другой, 1782, год, весной Контора интересуется судьбой начатой при Ломоносове «Азовской баталии»:
«Господину титулярному советнику и мозаичного художества инспектору Бельскому под сим подписать, зачатая покойным статским советником Ломоносовым Азовской баталии мозаичная картина, где ныне состоит».
Бельский ответил: «на предписанное покорно представляю — после покойного статского советника господина Ломоносова оставший мозаической набор на досках в разных небольших штуках для назначенной картины Азовской баталии, по неимению мастерской ныне состоит в казенном доме называемом Россиев. Но оной начатой набор за неисправным писанным оригиналом употребить ни в какое дело негоден и за долговременностью иные набранные штукп на досках россыпались». 204
Сенат на запрос Конторы строения 1781 г., одобренный Бецким, не ответил вовсе. Никто не интересовался мозаичным делом, созданным трудами и гением Ломоносова, пока еще была возможность продолжать работу, спасти от гибели его талантливых учеников. Матвей Васильев, Михайло Мешков и Филипп Нестеров умерли между 1781 и 1786 гг. Васильеву и Нестерову не было пятидесяти лет, Мешкову около сорока. 205
Повидимому, слух о том, что ломоносовские ученики художники-мозаичисты все вымерли, дошел до Сената и кого-то встревожил. Весной 1786 г. (22 мая) Контора строения получила следующий запрос:
«Правительствующего Сената в 3 Департамент из Конторы строения е. и. в. домов и садов потребно немедленное известие: находившиеся у покойного статского советника Ломоносова при производстве мозаичной работы мастера и мастеровые у кого ныне в ведомстве состоят и в чем упражняются». 206
Контора 28 мая ответила:
«На вышеписанное от Конторы сим представляется, что прошлого 1782 года представлено было от Конторы Правительствующему Сенату с испрашиванием указа, ежели Правительствующий Сенат во исполнение имянного ея высочайшего указа изволит повелеть мозаичную работу производить под ведомством сей Конторы, дабы мастера и мастеровые в праздне не находились и сие б художество от долговременного непроизводства не позабыли, соблаговолено было на постройку каменных лабораторий и мастерских употребить по смете 9666 рублей 6 копеек, да на заготовление зачатой работы надобны материалов и инструментов до исходу 3000 рублей, а всего 12 666 рублей 6 копеек отпустить, а буде сия сумма не ассигнуется, то не соблаговолено ль будет и мастеров с мастеровыми мозаического художества из ведомства сей Конторы определить в другое правление, но как на оное от Правительствующего Сената (ответа) не воспоследовало, то мастера и мастеровые остались в ведомстве Конторы строений и работы никакой не производят, коих ныне над мозаичным художеством остался один мастер Цыльх и инспектор живописного художества Иван Бельский, а протчие померли.
Мая 28 1786 году». 207
Осенью того же года (21 октября) Сенат запросил Контору: не в состоянии ли Цильх продолжать мозаичную работу «в ее совершенстве, и сколько к тому в помощь его какого звания людей потребно.. .». 208
«Что ежели для производства мозаичной работы построена будет мастерская или лаборатория с печью и определены на первый случай из малолетков в ученики двое и простых работников для носки и топления тоя печи дров двух человек, то он, Цыльх, по исправлению работы материю составлять и варить, ровно и учеников обучать желает, а когда материя подготовлена и ученики привычку сделают, то потом для исправления работы знающих стеклянное мастерство четыре человека потребно будет и тем мозаичное художество в совершенство прийтить может». 209
Повидимому, Цильх говорил о возрождении смальтовар- ного дела. Контора же не хотела допускать никаких попыток в этом направлении. Со своей стороны она сообщила Сенату, «что хотя мастер Цыльх и объявляет, что когда требуемая им, Цыльхом, лаборатория сделана и мастеровые определены будут, то и мозаичное художество производиться может, но Контора по старости его лет в том мастерстве успеху от него, Цыльха, не уповает». 210
В 1786 г. Цильху было около семидесяти лет. Он был жив еще в 1793 г. 211
Восьмидесятилетний Иван Бельский, до последних дней своих числившийся инспектором мозаичного художества, умер в 1799 г. 212 213 мозаичная мастерская в Петербурге существовала, т. е. числилась в списке мастерских Конторы строений до 1798 г.
Судьба ломоносовских мозаик во второй половине XVIII в. — все больше теряться в мало доступных дворцовых залах и в неизвестных, никем не описанных частных собраниях. Позднее уже нет возможностей воскресить ломоносовскую традицию. С горечью и недоумением президент Академии художеств Оленин вспоминает в 1829 г. о Матвее Васильеве, большом мозаичном мастере-профессионале, отличная работа которого находится в Академии. 214 Он не оставил преемников. При изложении истории русского изобразительного искусства XVIII в. редко упоминают о ломоносовском мозаичном деле, недооценивая его. Оно казалось исследователям каким-то замечательным эпизодом, оторванным от общего течения художественной жизни того времени. Между тем, во всех художественных делах и замыслах Ломоносова и, прежде всего, конечно, в мозаичном деле, есть чрезвычайно выразительная черта, которая должна, думается, по-новому осветить Ломоносова как художественного деятеля. Это — стремление действовать не одиноко, не замкнуто, а привлекать, как выражаемся мы теперь, целые творческие коллективы. Мы все еще мало знаем художественную жизнь XVIII в. Скудные фактами, образами и живыми словами биографии наших замечательных художников ломоносовского времени не сливаются в картину, подобную той, которая перед нами в следующем веке. Тем более ценен для нас каждый новый документ о художественных идеях и предприятиях XVIII в.
Таким документом, прежде всего, является найденный в 1949 г. и публикуемый впервые в настоящей работе ломоносовский проект памятника Петру Великому 1758 г. (Приложение 1).
«идеям для живописных картин из российской истории» 215 здесь Ломоносов дает описание двадцати семи картин из истории Петра I. Картины должна была написать группа живописцев, а затем набрать мозаикой особые мастера.
В «проекте» есть раздел: «Описание каким образом намерен я вышепоказанный проект производить в действие».
О коллективной работе над картинами вокруг гробницы Петра говорится так:
«Живописные истории для мозаики отдать сперва проектировать и шкицировать красками каждую особливо от разных живописцев, которые искусны в исторической живописи; потом, выбрав лучшие шкицы, отдавать самым лучшим живописцам для написания оных историй в настоящей величине, с которых копировать мозаикою. При шкицеровании и письме историй имею я живописцу показать, что должно в главном пункте изобразить на каждой картине. .. Мозаичные картины набирать довольному числу живописцам, которые верно копировать могут под смотрением самого лучшего живописца, чтобы составление мозаики было верно и с оригиналом сходно; под оным живописцем должны быть двое, которые бы всегда были при мозаичном деле и, видев неисправность копировщиков, тотчас им показывали, что должно исправить. После первого шлифования главный живописец имеет осматривать сделанную картину обстоятельно и неисправности показать точно, которые должно исправить, чтобы после полирования не сделалось еще переделки. . .»} 216
«О мозаике» Я. Штелин. По Штелину, Ломоносов, взявшись за мозаики Петропавловского собора, думал, будто бы, лишь о личной выгоде как «непрошенный гость» в искусстве и в кругу художников своего времени.
Академия художеств в XVIII в. давала тексты из «Российской истории» и оды Ломоносова 1739 г. «На взятие Хотина» как темы программ живописцам и скульпторам. 217
По Ломоносову писал Лосенко «Рогнеду» в 1769 г. и в 1770 г.— Михаил Иванов «Оливковое дерево с развешанными на нем доспехами» (картина мирной жизни Новороссии после русских побед над турками и татарами).
Образное слово Ломоносова помогало художникам. Известен проект Ломоносова (1760) копировать гибнущие росписи и орнаменты в старинных русских городах: «Снять точные копии величиною и подобием на бумаге водяными красками. Чтобы Санктпетербургская Академия художеств имела случай употребить свое искусство.. . чтобы учащиеся живописному и резному художеству, смотря на работу мастеров, к изобретениям привыкали». 218
Этот проект должен был создать группу художников- археологов. Со времени указов Петра I никто до Ломоносова еще не призывал к охране памятников искусства и старины на нашей территории.
«географических обоях», которые выполнялись (по атласу) под руководством Ломоносова для одного из дворцов в 1764 г. 219
Группа художников декоративного искусства была в этом предприятии тесно связана с Ломоносовым. Садово-парковое искусство Ломоносову было также близко. Пекарский опубликовал лаконичные заметки Ломоносова, касающиеся садовых декораций. 220
Никем еще внимательно не изучены ломоносовские проекты фейерверков и не опубликованы рисунки к ним, находящиеся в делах Академической канцелярии 1754 г. 221
Этими краткими указаниями далеко, вероятно, не исчерпывается перечень художественных дел в нашем прошлом, обязанных Ломоносову высокой техникой, красотою и содержательностью.
На первом месте всегда, конечно, останется его мозаичное дело.
— сын матроса Матвей Васильев, сын мастерового Ефим Мельников, сын школьного учителя Яков Шалауров, сын солдата Михайло Мешков, сын садового мастерового Филипп Нестеров.
Быстрая и гибкая техника ломоносовцев творила монументальные мозаики и ювелирно-тонкие по исполнению станковые портреты, украшающие сейчас Русский музей и Эрмитаж.
Замечательному труду и искусству Михаила Васильевича Ломоносова и его учеников-мозаичистов посвящена настоящая работа.
На очереди изучение и освоение ломоносовской мозаичной техники. Коллектив искусствоведов, химиков и технологов по стеклу, а также практиков-мозаичистов сможет успешнее вести эту работу на основании результатов настоящего исследования определившего объем ломоносовского мозаичного наследия.
Примечания
147. . СЛ, т. VI.
148. Записка «О мозаике».
149. Цильх до приезда в Россию не имел никакой подготовки к смаль- товарному делу. Первоначально служил в Академической канцелярии и лишь с 1754 г. в Усть-Рудице был обучен Ломоносовым химии и технологии мозаичных составов.
150. Пекарский, II, стр. 856.
«монумента» в Петропавловском соборе (22 февраля 1766 г.) высказывался, однако, за продолжение мозаичных работ над историческими мозаичными картинами. Сенат запрашивал Бецкого: «не найдете ли вы к тому какого-либо другого приличного места и так чтобы и производимые до ныне нриуготовления, как то мозаичные картины с принадлежностями при том же употреблены быть могли»).
152. 1934, стр. 73 и 74.
153. С. Яремич, ук, соч., стр. 74.
154. С. М. Соловьев о Ломоносове.
155. Макаренко (1917), Приложения, стр. 171. К этому мнению архитекторов Канцелярии позднее присоединился Чевакииский.
157. ЦГИАЛ, ф. 789 АХ, оп. 1, 1769 г., д. № 37, Объявления о строении к месту монумента Петру Великому.
158. Макаренко (1917), Приложения, стр. 162 и ел.
159. Архив князя Воронцова, кн. IV.
160. А. А. Константинов (1728—1808) — библиотекарь Екатерины II, муж единственной дочери Ломоносова — Елены (1749—1772).
162. Пекарский, II, стр. 879. Латинский текст приведен у К. Штелина в упомянутой выше книге «Из бумаг Я. Я. Штелина» (1926).
163. Опыт исторического словаря о российских писателях: 1772 г.; издан П. А. Ефремовым (СПб., 1867).
164. Н. Н. Раевский был женат на внучке Ломоносова—Екатерине Алексеевне Константиновой.
165. Письмо Ломоносова М. В. Головиной 2 марта 1765 г., Петербург.. СЛ, VIIT, стр. 315—316.
—68.
167. ЦГИАЛ, ф. АХ, 1766 г., № 34. Дело о поручении в ведомство Канцелярии от строения мозаичного дела и команды. Частично напечатано у Макаренко (1917) в «Приложениях» (стр. 168—184).
168. То же дело, л. 66.
169. Макаренко (1917), Приложения, стр. 162 (из письма Е. А. Ломоносовой И. И. Бецкому).
170. Пекарский, II, стр. 883—884.
—сентябрь, 1766 г.): «Работа производится иоирежнему во всем непременно». Тревожатся по поводу трудности достать необходимое количество поташа. Появляются в рапорте от 1 августа 1766 г. новые вряд ли мыслимые при Ломоносове вещи: «12 пуд. дутых всяких фигур для украшения садов. 54 пуда битых разного цвета стекол на украшения партер в садах» (Злотников, стр. 167).
172. Макаренко, Приложения, стр. 154.
173. Макаренко (1917), Приложения, стр. 132.
174. ЦГИАЛ, ф-. АХ, 1766—1770 гг., д. № 35 «О производстве мозаичным художникам жалованья», л. 65 и др.
175. Макаренко (1917), стр. 132; Приложения.
—701.
177. Там же.
178. Там же.
179. Там же.
180. Там же.
182. Дело «О мозаичном художестве», лл. 52—57.
183. Дело «О мозаичном художестве», л. 1, Рапорт в Канцелярию от строения 12 августа 1769 г.
184. См. «Приложение» 2, дело «О мозаичном художестве» 1769— 1786 гг. Дата перевода завода в Назию — 22 мая 1770 г.
185. «Стеклянные заводы, которые построены за Фонтанкою речкою, на сих заводах делают всякую хрустальную посуду, зеркала, бутылки и нротчая». . . Описание Санкт-Петербурга Богданова-Рубана. Изд. 1779, стр. 131. Дело «О мозаичном художестве» (Приложение 2) л. 80—81.
«О переводе Санкт-петербургских стеклянных заводов в Ямбург»; XV, № 10914, стр. 313, 1759 г., генваря 12. Сенатский «О воспрещении в ближайших к столицам местах учреждать вновь фабрики и заводы». В 1777 г. Назинский стеклянный завод был отдан Потемкину, который перевел его снова в Петербург. В 1791 г., после смерти Потемника, завод был куплен у наследников фаворита в казну и получил название императорского Стеклянного завода.
187. Лист 1, Литейная сторона.
188. Дело «О мозаичном художестве», л. 1 (Архив АН С(ХР, ф. 20, он. 6, № 54).
189. Макаренко (1917), стр. 137—138.
190. Дело «О мозаичном художестве», л. 25 (неправильно подшитый позже).
—8
192. Дело «О мозаичном художестве», октябрь, 1771 г., лл. 26—27.
193. Там же, май 1772 г., лл 28—29.
194. Дело «О мозаичном художестве», л. 30, Копия с протокола заседания Конторы, 3 августа 1772 г.
195. Дело «О мозаичном художестве», л. 12, Рапорт Фока в Контору, октября 16 дня 1772 г.
«О мозаичном художестве», л. 24, Рапорт Бельского Конторе строения, октября 22 дня 1772 г.
197. То же дело. Рапорт Бельского Конторе, февраль, 1775 г., л. 31.
198. ЦГИАЛ, ф. АХ, д. 69 «О выдаче мозаичного дела инспектору и команде... жалованья», л. 49.
199. Михаилом Мешковым и Филлипом Нестеровым.
200. Дело «О мозаичном художестве», лл. 50—51, Рапорт Бельского Конторе, март 1777 г.
—63.
202. То же дело, л. 74.
203. То же дело, л. 72.
205. «Именной список обретающимся при мозаичном деле мастерам и ученикам, с которых годов оные в службе состоят и какие им годовые оклады». Макаренко (1917), Приложения, стр. 190 и ел.
206. Дело «О мозаичном художестве», л. 94.
«О мозаичном художестве», л. 95.
208. То же дело, л. 96.
209. То же дело, л. 98.
210. То же дело, лл. 104—106.
211. Макаренко (1917), стр. 49.
213. П. Н. Петров. Краткое обозрение мозаичного дела.
214. ЦГИАЛ, ф. АХ, 1829, № 65, л. 31 (Дело о реставрации Полтавской баталии мастером Дольфини).
215. См. письмо Ломоносова к А. М. Голицыну 24 янв. 1764 г. СЛ, VIII, стр. 288, № 120.
216. См. «Приложение» 1.
—1770 гг. (ЦГИАЛ, ф. АХ, оп. 19, отд. IV, ед. хран. № 6).
218. Билярский, стр. 464.
219. СЛ, VIII, стр. 304. Письмо Ломоносова к И. И. Бецкому. См. также: В. Ф. Гнучева. Ломоносов и географический департамент АН Сб. «Ломоносов», I, 1940, стр. 266.
220. Пекарский, II, стр. 912.
221. Архив АН СССР. —