Михаил Ломоносов: Берков П. Н.: Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765. Глава вторая. Дебюты и утверждение Ломоносова

в) оценка отдельных стихов и оборотов.

К стиху В п. per луб окую за что вводишь мя унылость стр. 54 мя как архаизм подчеркнуто и прибавлено: Socordia оплошность.

Против стиха Убежавши проводил, ей крича словами стр. 52 отмечено: Monsie ж Pleonasme Господин плеоназм.

К стихам Само цветников солнце, не зарницу и Лилеи б молчать с белостью немалой, , стр. 50 приписано: trop las слишком вяло.

Изрядно приписано к стиху Восклицаниями синеют стр. 65.

Против стихов То весело видеть всем Ы. Ю., То всю радость то им чинило Ломоносов приписал: Paraphrasis frigida холодная парафраза.

г) указание заимствования:

О Мадригале стр. 81 Ломоносов заметил на полях: Переведен из Марциала, только персона и вещь переменены, и далее приводится соответствующий стих римского поэта с указанием, из какой именно книги.

д) насмешливые замечания:

Против стиха Ей, мой господи грехи что моя довольны стр. 31 прибавлено нет еще мало.

К стихам А Нейместера, при нем Смолка толь духовна стр. 40 и Научивши ты сестру толь мою немецку иронически приписано: О коль

Под фразой И хоть в них элегиях ничего не находится, которое б и малые хвалы достойно было; однако за новость Стиха, и за новость свою самую, несколько нриятства к себе у читателей пускай покорно просят стр. 47 подписано: Will-коттеп Милости просим.

К стихам О изволь. . . Ту из сердца вонять всю, в мыслях же оставить стр. 56 прибавлено вынь.

Стих Ильдара здесь жила вся белейшая снега там же вызвал два замечания: к слову здесь приписано: вне здесь, к слову вся а то черно пятно брат было.

Против слов Слагателей стихов. . . , которые не знали в том ни складу, ни ладу стр. 89 приписано как ты

К стихам с Чудовище. . . Тремя сверкает языками стр. 62 прибавлено: с чесноком в слове языками над Ы. поставлено ударение.

В том же стихотворении к стихам Ложь. . . Вышла вся из ада бездонна стр. 63 против слова: вся сделана приписка: чл. думаю, что половина.

Против стиха Задавит тебя Ложь правду, мышлю верно там же приписано; побожись.

К стиху Та ругает ложно словами стр. 64 сделана пометка: и за правду.

Стих О раза преблагополучная стр. 65 сопровожден припиской: О велелепнейшая оплеуха Не намек ли это на высочайшую оплеушину.

знаю, какова, духа Овндиевых элегий стр. 46, Ломоносов к подчеркнутому слову духа кратко и решительно приписал: бед. ух. Против стиха: Не молчит и правда устами стр. 64 к подчеркнутому устами сделана приписка: я думаю, что ею. . ою.

Заканчивая этим рассмотрение пометок и приписок Ломоносова, которые почти полностью были приведены здесь, можно притон к выводу, что уже в эти годы 1736-1737 у марбург-ского студента сложилось прочное убеждение в возможности применения на русской почвесистемы немецкой версификации, Затем определилась твердая позиция в вопросе о пределах допустимости славянизмов в литературную речь, наконец, оформилось достаточно резкое мнение о труде В. К. Тредиаковского. Некоторые замечания Ломоносов развил позднее более обстоятельно в своей первой теоретико-литературной работе, также относящейся к заграничному периоду его биографии. Об этой статье подробнее будет сказано ниже. Сейчас же, после рассмотрения ранних теоретических суждений Ломоносова, надлежит обратиться к поэтической практике того же периода, от которой, к сожалению, сохранились ничтожные и случайные фрагменты.

В результате критического изучения Нового способа Тредиаковского, а также в связи с непосредственным знакомством Ломоносова с лучшими образцами тогдашней немецкой поэзии и немецкими работами по поэтике Готшед, 1730 у него сложилось твердое убеждение в ложности системы автора Способа и в полной возможности применить на русском языке немецкую версификацию.

Ранние произведения музы Ломоносова сохранились в весьма незначительном объеме, это все фрагменты, вкрапленные в одну из его теоретических работ по стихосложению и в изданные и в сороковых годах с риторики.

Впрочем, и по этим отрывкам можно составить представление о характере поэтической продукции студента Ломоносова.

По тематике это любовная лирика немецких поэтов 1720 1730 гг. , то идиллическая, то элегическая. Вот образец идиллии;

Нимфы окал нас кругами
Танцевали поючи,
Всплескиваючи руками,
Нашей искренней любви
Веселятся привечали,
И цветами нас венчали

Сюда же нужно отнести перевод из Анакреона: Ночною темнотою. . .

А вот фрагмент элегической песни, романса:

Весна тепло ведiот.
Приятный Запад веет,
Всю землю солнце греет;
В моей лишь сердца лiод,
Грусть прочьзабавы бьioт.³

Или:

Уж солнышко спустилось

И поле окропилось
Вечернею росой.
Я в горькой скуке трачу
Прохладные часы. . . ⁴

Были у молодого Ломоносова и мадригалы:

Одна с Нарциссом мне судьбина,
Оlнака с ним любовь моя!
я Хоть я не сам тоя причина:
Люблю Миртиллу, как себя. ⁵

Или:

Чем ты Дале прочь отходишь,
Грудь мою жжет большей зной.
Тем прохладу мне наводишь,
Если ближепламень твой.⁶

Приведенные отрывки представляют более или мри ее законченное целое. Но сохранился ряд отдельных строк, дающих лишь некоторые указания на характер стихотворение, из которых они взяты. Эта все та же песенно-любовная лирика.

Цветы, румянец умножайте. ⁷

Белеет, будто снег, лицом ⁸

Свет мой, знаю, что пылает. ⁹

Мне моя не служит доля. ¹⁰

А вот образец из какого-то эпического произведения:

Только мутился лесок, лишь белая пена кипела. ¹¹

Особенный интерес по лексике и образам представляет отрывок какого-то произведения символического характера:

На восходе солнце как зардится,
Вылетает вспыльчиво хищный Всток,
Глаза кровавы, сам вертится
Удара не сносит Север в бок,
Господство дает своему победителю,
Пресильному вод морских возбудителю.
Свои тот зыби на прежни возводит,
Являет полость силы своей.
Что южной страной владеет всей,
Индийские быстро острова проходит. ¹²

Здесь уже можно угадать будущего громкого лирика Елизаветина века, но первые образцы поэзии Ломоносова поражают исключительной чистотой языка, совершенно свободного от славянизмов.

В 17381739 гг. в поэтической деятельности происюдят некоторый отчетливый поворот в сторону одической лирики. Во. переводит оду Фенелона Montagnes de qui Iandaces, правда еще хореем. ¹³

Находясь в 1739 г. во Фрейбурге, Ломоносов приготовил оду на взятие Хотина и прислал ее в Академию Наук, вместе с Письмом о правилах российского стихотворства , обращенном к членам Российского собрания и содержавшем теоретическое обоснование его, Ломоносова, поэтической практики. ¹⁴

Предметом Письма было, по словам Ломоносова, о нашей версификации вообще рассуждение. ¹⁵ Предлагая свою точку зрения по этому предмету, он должен был коснуться трактата Тредиаковского, с которым был несогласен во многом. Основные расхождения Ломоносова е Тредиаковский в вопросах стихосложения состояли в следующем:

1. В отличие от Тредиаковского, считавшего все односложные слова в стихе долгими, Ломоносов утверждал, что они могут быть и долгими и краткими, что определяется ударением. ¹⁶

2. Согласно теории Тредиаковского, эксаметр наш не может иметь ин больше, ни меньше тринадцати слогов; ¹⁷ ¹⁸

3. Далее, Тредиаковский резко порицал ямбический стих: тот стих весьма худ, которой весь дамбы составляют, или большая часть оных; ¹⁹ наоборот, Ломоносов утверждал, что чистые ямбические стихи хотя и трудновато сочинять, однако, поднимался тихо в верх, материи благородство, великолепие и высоту умножают. Оных нигде не можно лучше употреблять, как в торжественных одах. ²⁰

4. Наконец, в противоположность Тредиа конскому, учившему, что правильная рифа в стихах только женская, и что мужская может быть допускаема только в стихах комических и сатирических, ²¹ Ломоносов признавал допустимость всяких рифм мужеских, женских и тригласных т. е. дактилических. ²²

Вообще Письмо направлено против Тредиаковского не только в теоретической части, оно содержит ряд выпадов против практики Тредиаковского, в частности, . в нем указан, как бы мимоходом, источник, из которого Тредиаковский заимствовал, вернее, перевел свою Оду на взятие Г да иска, именно Оду ИА сдачу Нанюра Буадо.

И хотя французы так же, как и немцы, могли бы стоны употреблять, что сама природа иногда им в рот кладет, как видно в первой строфе, которую Бодало Денрео на здачю Амура сочинил:

Quelle docte et sainte yvresse
Aujord'hui me fail la loi?
Chastes Nymphts de Permease etc,

Однако нежные те господа на то не смотря, почти одними рифмами себя довольствуют. ²³

Затем Ломоносов иронизирует над рифмами Тредиаковского: красовулях ходулях, употребленными последним в в Эпиграмме на человека, который вышед в честь так начал бы гордиться, что прежних своих равных другое пренебрегал бы:

Нужды, будь вин жаль, нет мне в краеовулях,
Буде ж знаться ты с нискими перестав.
Как к высокий все уже лицам пристал;
Ин к себе притьти позволь на ходулях. ²⁴

Наконец, Ломоносов смеется над допущенным Тредиаковский образным сравнением сочетания мужских и женских стихов с арапом и европейской красавицей: каковое сочетание стихов, пишет Тредиаковский, так бы у нас мерсское и гнусное было, как бы оное, когда бы кто наипоклоняемую, наинежную и самым цветом младости совея сияющую Звропскую Красавицу выдал за дряхлого, Чорного, и девяносто лет имеющего Арапа. ²⁵

По этому поводу Ломоносов писал: Никогда бы мужеская рифма перед женскою не показался, как дряхлой, черной и девяносто лет старой арап перед наипоклонясмою, наинежною и самым цветом младости сияющею Европейскою красавицею. ²⁶

Следует отметить, предваряя несколько хронологию, что впоследствии Ломоносов использовал два последних насмешливых выпада против Тредиаковского в своей более поздней стихотворной полемике с творцом Тилемахиды. Это обстоятельство не лишне запомнить, так как оно может помочь в дальнейшем при анализе некоторых анонимных произведений, в которых можно предположить авторство Ломоносова.

Письмо Ломоносова и в особенности сопровождавшая его Ода на взятие Хоти и а вызвали заметное движение среди петербургских поэтов. Об эпиграмме Сумарокова упоминалось выше. Ответное письмо Тредиаковского до нас не дошло, хотя факт его существования несомненен. Однако, вскоре за тем прибыл в Петербург сам Ломоносов и сразу занял видное место в литературных кругах. Вместо тяжеловесных, диковатых од Тредиаковского, к придворным торжествам Академия Наук начинает систематически печатать оды Ломоносова, Равным образом Ломоносову, а не Тредиаковскому, с этого времени поручаются переводы немецких од, подносившихся от имени Академии Наук, Наконец, с осени 1742 г. он начал обучать в стихотворстве и штиле Российского языка в академическом университете, ²⁷

Оставим брани и победы,
Кровавый меч приял покой.
Покойтесь, мирные соседа,
И защищайтесь сей рукой,
Которая единым взмахом
Сильна низвергнуть грады прахом,
Как дерзость свой подъеялет рог,
Пускай Гомер богов умножит
Сия рука их всех низложит
К подножию монарших ног. ²⁸

В этой оде Сумароков усваивает все важнейшие приемы Ломоносовской манеры: четырехстопный ямбический стих, десятистрочную строфу, смену мужских и женских рифм, библеизыы дерзость свой подъемлет рог, гиперболические образы и т. п.

Все это не помешало впоследствии Сумарокову отрицать за видимость своего стихосложения от системы Ломоносова.

Во надгробной надписи г. Ломоносова говорит Сумароков в Предисловии к Некоторым строфам двух авторов 1773изображено, что он учитель поэзии и красноречия: а он никого не учил, и никого не выучил; ибо г. Ломоносова честь. . . состоит. . . в одах. Потомки и Ева и мои стихи увидят и судить нас будут, или паче письма наши; но потомки могут или должны будут подуман, что и я по сей ему надгробной надписи был ево ученик: а я стихи писал еще тогда, когда г. Ломоносова и имени не слыхала публика. Он же во Германии писаки зачал, а я в России, не имея от него не только наставления, но ниже знал его по слуху. Г. Ломоносов меня несколькими летами был постарее; но из того не следует сие что я Ева ученик, о чем я, не трогая ни мало чести сего стихотворца, предуведомляю потомков. ²⁹

Впрочем, это было значительно позднее: в сороковых годах Сумароков был близок Ломоносову, Об этом он сам неоднократно вспоминал впоследствии. Г. Ломоносовпишет Сумароков в предисловии к той же брошюре Некоторые строфы двух авторов 1773 со мною несколько лет имел короткое знакомство и ежедневное обхождение. ³⁰

Вспоминает Сумароков пору, когда, по его словам, они с ним Ломоносовым были приятели, и ежедневные собеседника. и друг от друга здравые принимали советы. ³¹ По-видимому, дружественные эти отношения продолжались до начала 1750-х годов. По крайней мере, так можно заключить из одного места в статье Сумарокова О правописании. Здесь автор Хорева вспоминает время, когда, говорит он, и в Правописании, и в другом касающемся до нашего языка. . . мы прежде наших частных личных ссор н. распрей всегда согласны бывали; и. . . мы друг от друга советы принимали, ругался несмыслениым писателям, которых тогда еще мало было, и переводу Арсениды. ³² Последнее указание, если только оно отвечает действительности, позволяет уточнить хронологические рамки добрых отношений антагонистов: перевод Арсениды Барклая Тредиаковский выпустил в 1751 г.

По всей видимости в только что цитированной записи Сумарокова, хотя она отделена почти четвертью века от времени, которое в ней описывается, противоречий фактических нет. В саном деле, из написанного Тредиаковским предисловия Для известия к брошюре Три оды парафрастические псалма 143 сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждой одну сложил особливо 1744 явствует, что все три поэта часто встречались около этого времени Три оды были сданы в печать в 1743 г. , и что Сумароков в вопросе о характере ямбических и хореических стихов поддерживал Ломоносова против мнения Тредиаковского. В своих отношениях к Ломоносову Сумароков не проявлял в сороковые годы достаточной самостоятельности: в двух эпистолах 1747 г. он ученически повторяет высказанные Ломоносовым мнения. В частности, во многом Сумароков идет тут вслед за Ломоносовым, издавшим в 1744 г. Краткое руководство к риторике, о которой ниже придется сказать подробнее; так в Кратком руководстве проводится мысль о том, что штиль в публичных словах должен быть важен, великолепен, силен и, словом, материи, особе и месту приличен, ³³ В совершенном соответствии с этим Сумароков писал в Епистоле о русской языке:

Хоть их пером, хотя языком предлагают,
Гораздо должны быть пышнее сложены,
И риторские б красы в них были включены,
Которые в простых словах хоть не обычны,
Но б важности речей потребны и приличны,
Для изъяснения рассудка и страстей,
Чтоб тем входить в сердца, и привлекать людей. ³⁴

В соответствии с мыслью Ломоносова о том, что язык, которым российская держава великой части света повелевает, по ее могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает,³⁵ Сумароков пишет:

Язык наш сладок, чист и пышен и богат. ³⁶

Другую эпистолу О стихотворстве он оканчивает стихом, содержащим ту же идею:

Прекрасный наш язык способен ко всему. ³⁷

Ему кажется

мысль сия дика,
Что не имеем мы богатства языка. ³⁸

Наконец, от Ломоносова идет и следующая концепция Сумарокова:

Сердись, что мало книг у нас, и делай пени
: Когда книг русских, нет, за кем уйти в степени
Имеем сверь того духовных много книг

И бегучи по ней, как в быстром море судно,
С конца в конец раз сто промчался безрассудно,
Коль аще, точи обычай потребил,
Кто нудит, чтоб ты их опять в язык вводил.
А что из старины поныне неотменло.
То может быть тобой повсюду положено. ³⁹

Не вдаваясь в подробное рассмотрение взглядов Ломоносова на роль славянского элемента в развитии русского литературного языка, так как подробнее об этом будет сказано ниже, сейчас достаточно привести конец 123 Краткого руководства к риторике:

Стараться должно, чтобы при важности и великолепии своем слово было каждому понятно и вразумительно. И для того надлежит убегать старых и неупотребительных славенских речений, которых народ не разумеет, но притом не оставлять оных, которые хотя в простых разговорах неупотребительны, однако, ознаменование их народу известно. ⁴⁰

Конечно, приведенным сопоставлениями не доказывается, что Сумароков во всех этих вопросах зависел от Ломоносова; но это и не нужно: гораздо важнее показать несомненную близость воззрений обоих поэтов в течение сороковых годов XVIII в.

Но можно говорить не только о близости взглядов Сумарокова и Ломоносова. Например, па структуру и характер оды Сумароков в эту нору смотрит глазами Ломоносова и утверждает то, что впоследствии будет отрицать и в теории и на практике:

Гремящий в оде звук, как вихорь слух пронзает,
Хребет Рифейских гор далеко превышает.
В ней молния делит на полы горизонт,
То, верх высоких гор скрывает бурный поит,
Единя гаданьем град от Сфинкса избавляет,
И сильный Геркулес злу Гидру низлагает.
Скамандрины брега богов зовут на брань.
Великий Александр кладет на Персов дань.
Великий Петр свой гром с брегов Балтийских мелет,

Творец таких стихов, вкидает всюды взгляд,
Взлетает к небесам, свергается во ад,
И мчался в быстроте во все края вселены,
Врата и путь везде имеет отворена. ⁴¹

И поэтому, после такой чисто-ломоносовской оценки оды, понятно, почему, Сумароков в той же эпистоле, предлагая воображаемому поэту обратиться к лирическим жанрам, говорит:

возьми гремящую Лиру
И с пышным Пиндаром взлетай до небеси,
Иль с Ломоносовым глас громкий возноси:
Он наших стран Малгерб, он Пиндару подобен.⁴²

Таково было отношение к Ломоносову в сороковые годы Сумарокова, его будущего противника и вождя враждебной ему литературной группировки. На характеристике этих отношений пришлось остановиться с такой подробностью потому, что здес_ьимеет место важный факт: оба поэта обслуживали в те годы еще недифференцировавпгееся российское дворянство. В начале же пятидесятых годов решительно выдвинулась на политическую арену консолидировавшаяся в это время группа новой Знати, возглавлявшаяся Шуваловыми и Воронцовыми и проводившая программу как во внешних, так и во внутренних делах, мало отвечавшую интересам широких масс среднего дворянства. Наличие в те годы двух дворов в Петербурге, Елизаветы и Екатерины, бывшей тогда еще великой княгиней и находившейся в некоторой оппозиции императрице, повлекло за собой то, что с начала пятидесятых годов среднее дворянство стало группироваться вокруг Екатерины и поддерживавших ее гр. Разумовских. Об ртом факте, не касаясь его социальных корней и, очевидно, не догадываясь о них, писал в свое время акад. П. П. Пекарский: В описываемую эпоху 1753 г. при дворе Елнсаветы уже успели образоваться две партии, одна, более многочисленная и сильная, держалась так называвшегося тогда старого двора, который находился вполне в распоряжении Шуваловых; другая, менее значительная, состояла из приверженцев великой княгини Екатерины Алексеевны и считала своими покровителями графов Разумовских. При чтении тогдашних записок и частных писем не трудно заметить антогоиизм между обеими этими партиями и не только между главными их представителями, но и лицами далеко второстепенными. Вследствие ли моды, или действительно была тогда потребность в меценатстве, только и у Шуваловых, и у Разумовских были свои поды, которым они специально покровительствовало. Первые выпрашивали милости Ломоносову, вторые восхищались и держали в милости Сумарокова. Само собою разумеется, что наши писатели, в подражание своим знатным покровителям; терпеть не могли друг друга; у каждого из них было свои почитатели из незначительных писателей, которые в свою очередь также враждовали между собой по мере своих сил и возможности. Из старческих воспоминаний И. Шувалова, рассказывавшего с простодушным цинизмом, как он потешался, стравливая Ломоносова с Сумароковым, можно легко понять, что эти литературные перепалки служили времяпрепровождением для знатных того времени, и потому они сами нарочно подзадоривали воюющих. ⁴³

Таким образом, акад. Пекарский борьбу между Ломоносовым я Сумароковым в пятидесятые годы сводит только к подражанию знатным покровителям. Однако, совершенно непонятно тогда, почему же именно Ломоносов пошел за Шуваловыми, а Сумароков за Екатериной и Разумовскими, а не наоборот. Между теш, в этом весь центр тяжести вопроса. Не входя в подробности, следует лишь отметить, что Шуваловы и Воронцовы не только поддерживали политику индустриализации России, вы-годную для крупных землевладельцев, заводивших собственные промышленные предприятия, но и сами энергично перенимали от казны фабрики и заводы, якобы убыточные государству. ⁴⁴

Сумароков же был яростным противником насаждения промышленности в России: с В моде ныне суконные заводы; но полезны ли они земледелию. Бее только суконные дворянские заводы, но и самые Лионские шелковые тканин, по мнению отличных рас-смотрителей Франции, меньше земледелия обогащения приносят. А Россия паче всего на земледелие уповали должна, имея пространные поля, а по пространству земли не весьма довольно поселян, хотя в некоторых местах и со излишеством многонародна. Тамо полезны заводы, где мало земли, и много крестьян. ⁴⁵

Если вчитаться в эту аргументацию, ее средне-дворянский, аграрный характер делается совершенно очевидным: Сумароков выражал в отчетливой форме то, что более или менее ясно сознавало среднее помещичье дворянство как свой классовый интерес.

Позиция же Ломоносова в этом вопросе была достаточно определенной еще в сороковые годы; его гимны в честь торговли и промышленности не были просто заказанным вдохновением, а вытекали из его политико-экономических воззрений, продиктовавших ему на склоне лет знаменитую записку о размножении российского народа. Таким образом, ориентация Ломоносова на Шуваловых не была случайностью, а вытекала из самой сути его социальной программы.

Но все это определилось к началу пятидесятых годов. В сороковые же годы и Ломоносов и Сумароков в одинаковой мере являлись идеологическими рупорами чиновничьи-дворянского государства, выразителями того, что Сталин называет национальным государством помещиков и торговцев.

Для иллюстрации пвдифференцированностн дворянства в конце сороковых годов XVIII в, характерен следующий факт: Н. И. Панин, будущий вождь среднего, поместного дворянства в екатерининскую эпоху, писал в 1743 г. из Стокгольма гр. М. И. Воронцову:

Ваше сиятельство сообщением оды сочинения господина Ломоносова меня чувствительно одолжить изволили. Есть чем, милостивый государь, в нынешнее время наше отечество поздравить, знатной того опыт оная ода в себе содержит. По моему слабому мнению, сочините левы мысли с стихотворением т. е. с поэтическими средствами равным ступенями в ней идут и едва лан одно перед другими предпочесть возможно. ⁴⁶

Это признание средний дворянином Ломоносова выразителем идеологии, перед которой предпочесть ничего невозможно, может быть понято только, если считать, что в сороковые годы социальная борьба внутри дворянства не размежевала еще вельможество и среднее, поместное дворянство.

в 1745 г. пишет Оду на брачное сочетание великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны г, выдержанную вполне в духе Ломоносова, как видно из следующих отрывков:

Натура зиждет среди лета
Прекрасный и высокий храм.
Весна где пурпуром одета
Нарциссы сыплет по лугам,
Где Таг волной златою плещет,
Где Ганг с Гидаспом перла меряет,
Где радость всех пленяет зрак;
Не там ли зрю красот Диану,
С младым героем днесь венчанну
И с ним вступающую в брак.

Там бисерно журчат фонтаны
И утешают юных хор,
Цветут пионы и гульпаны,
Пленят левкои светел их взор;
Сапфир, смаразг с ультрамарином
Сияет таимо с кариазыном
При солнечных златых лучах;
В храм, размариннымн алейми
Путь услав розами, лилсйии,
⁴⁷

Вот вторая строфа из оды Голеновского На день тезоименитства Елисаветы Петровны 1751 г.

Титан с востока к нам стремится,
В лазоревый покров одет,
Великолепием гордится
И огнь лучей на землю льет;
Пустил златые колесницы
В восточные радостно Гранены,
Являя светлый свои поезд;
Ногами топчет мраков Праги,
Российские пестреют флаги,
Как небо синее от звезд. ⁴⁸

Но, кроме Сумарокова и Голеневского крупных и, главное, выступавших в печати последователей Ломоносова в сороковых годах XVIII в. как будто не было. Можно, например, указать еще анонимные стихи при Описании фейерверка 1743 г. а, как принадлежащие лицу, отходившему от системы Тредиаковского героический российский стих и приближавшемуся к позиции Ломоносова. Но размер этих стихов имеет не органический, а случайный характер и в дальнейшем развитии русской поэзии в 40-е и 50-е, да и более поздние годы XVIII в. не встречается. Вот начало этих стихов:

Утвердительница мира! Славные твоя дела
Если б Петр восстав увидел, как ты славу в плен взяла. . . ⁴⁹

Не исключена, впрочем, возможность, что стихи эти принадлежат самому Тредиаковскому и являются одним из его метротонических опытов, предпринятых, по видимому, уже под влиянием практики Ломоносова.

Таково же анонимное стихотворение, помещенное в 35 Санкпетербургских ведомостей от 2 мая 1743 г.:

Зри щастие твое, Россия обновленна,
Главою кая днесь короной украшенна.
В сей день, б который ты наследство восприяла

Вторично осветив в отеческом престоле,
Изложив на той венец, во век недвижим боле.
Взыграло солнце вновь опять твоим восходом,
Отдав твою весну желанную народом.
С надеждою ведет твое преславно племя
Столпов защитный ход в благоприятно время.

Стихотворение это, несмотря на свою тоничность, имеет еще следы старой традиции насильственные ударения вроде украшена, сплошную женскую рифму и пр.

К 1744 г. относится перевод французского Divertissementпредставленного на торжествах по случаю заключения мира с Швецией. Перевод сделан был стихами, четырехстопным и шестистопным ямбом. Для образца можно привести начало пьески, обращение Аполлона к Миру;

Дражайший Мир дай жить в покое,
Приди в убежище драгою
Тебя оды судьба зовет
И мудрая Елизавет.
Тебя Россия днесь желает,
Победа брани скончевает,
Владеет днесь Елизавет.
Приди в сие жилище славы,
Внеси веселье и забавы:
Щедрота здесь цветы растит,

Никто в России не вздыхает,
Лишь разве кто и любви грустит.

Перевод этот принадлежит, вероятно, А. В. Олсуфьеву.

Возвращаясь к вопросу о последователях Ломоносова а 40-е годы БУШ в. , должно сказать, что вообще материал о поэтах той поры, которым располагает в давнос время историк литературы, очень невелик. Так, например, кроме перечисленных выше поэтов, можно назвать еще И. П. Елагина 1728 1795, ⁵⁰о котором Ломоносов в 1753 г. писал; Елагин уже больше десяти лет стихи кропать начал. ⁵¹ Однако, из поэтической продукции Елагина в сороковые годы ничего неизвестно. Н. II. Новиков указывает, что в младых своих летах Елагин писал весьма изрядные стихотворения, как то: елегии, песни и другое тому подобное; также сатирические письма прозою и стихами, много похваляемые знающими людьми за чистоту стихов и слога, нежность вкуса и хорошее и приятное изображение. Но к великому сожалению сии стихотворении еще не напечатаны; однако у всех охотников хранятся письменными. ⁵²

Те же сведения о деятельности Елагина в молодые годы сообщает близко к нему стоявший А. А. Волков: этот замечательный автор писал уже в юности, с необыкновенным талантом и вкусом, мелкие стихотворения, как то: песни, элегии и т. и. , которые все очень хороши. ⁵³

Приведенные здесь сообщения достаточно хорошо осведомленных Волкова и Новикова представляют значительный интерес, в особенности первое: подчеркивая наличие ву всех охотников рукописных экземпляров произведений Елагина, составитель Опыта исторического словаря о российских писателях, очевидно, точно знал, что именно в обширной рукописной литературе принадлежало Елагину. Тем больший интерес представляют приводимые им жанровые характеристики произведений Елагина: это элегии, песни и другие тому подобные, а также сатирические письма т. е. эпистолы и послания в прозе н. в стихах. Если иметь в виду эту жанровую характеристику елагинского творчества, сразу бросается в глаза, что все это жанры, которыми Ломоносов ни в 40-е, ни в 50-е годы не занимался-Да и сам Елагин в одном из своих произведений 1750-х годов, обращаясь к Сумарокову, говорит:

Ты. . . к стихотворству мне охоту в сердце влил. ⁵⁴

Таким образом, ни Елагин, ни одновременно с ним обучавшиеся в Сухопутном шляхетном кадетской корпусе И. Шишкин, ⁵⁵ П. С. Свистунов ⁵⁶ н. Е. Муравьев, ⁵⁷ д. Бекетоваи другие поэты конца 40-х и начала 50-х годов XVIII в. , культивировавшие те же жанры, не могут считаться нос следователями Ломоносова: все это уже школа Сумарокова.

Все же, невидимому, в конце сороковых и начале пятидесятых годов у Ломоносова появляется несколько учеников, и довольно талантливых. ⁵⁸, в первую очередь, студенты академического университета Н. Н. Поповский 17261760⁵⁹ н. Д. Л. Дубровский 1732 ум. после 1772 ⁶⁰, затем академические переводчики, и из них наиболее известный И. С. Барков 1732 1768 ⁶¹ Впрочем, печататься они начинают уже в пятидесятые годы, как авторы и переводчики приветственных стихотворений при фейерверках и прочих придворных увеселениях; однако несомненно, первые их опыты должны быть отнесены еще к концу сороковых годов.

как литературного деятеля, по некоторым соображениям, была приведена па полностью. Сейчас необходимо обратиться к ней снова. На надгробной надписи г. Ломоносова, писал в этом предисловии Сумароков, изображено, что он учитель ноезин и красноречия; а он никого не учил и никого не выучил; ибо г. Ломоносова честь не в риторике его состоит, а водах. ⁶² Прежний приятель, а позднее ярый недруг Ломоносова, не был объективен в приве денном только что суждении. Две риторики Ломоносова 1744 и 1748 сыграли в свое время большую роль. В условиях дворянского государства, использовавшего среди прочих средств идеологического воздействия на подданных также и ораторское искусство церковная проповедь, светская речь, панегирик, академическое слово п. т. д. , Риторика Ломоносова, первая не на латыни, а на русском языке, к тому же печатная, то есть обращенная не к узкому кругу цеховых ученых, главным образом Ир духовенства, а к широкому светскому читателю, представляла факт, включавшийся в политику российского абсолютизма, который Ломоносов воспринимал, или, по крайней мере, хотел воспринять как абсолютизм просвещенный.

Риторика 1748 г, была неоднократно переиздаваема как при жизни Ломоносова, так и после его смерти. Таким образом, теоретик-Ломоносов был не менее важен, чей Ломоносов- практик. Вообще, литературно-теоретические взгляды Ломоно-сога имели большое влияние на развитие русской литературы. При этой влияние это было двоякое: прямое и негативное. Ломоносов вызвал к жизни ряд последователей Поповский, В. Петров, ⁶³ и др. По в еще большей мере вызвал Ломоносов оппозицию своему направлению. В сущности, все десятилетие с 1750 по 1760 г. и даже несколько позднее было в сфере литературной заполнено борьбой средне-дворянских поэтов с литературными воззрениями и иллюстрирующей их практикой Ломоносова. ⁶⁴ Рассмотрение этой полемики составит содержание следующих глав. А сейчас, для того чтобы предстоящий анализу материал был более пни я ген, необходимо обратиться к рассмотрению литературных воззрений Ломоносова

Система литературных воззрений сложилась у Ломоносова идо влиянием трех элементов: 1 школьных занятий пиитикой и риторикой; 2 изучения античных теоретиков литературы Аристотеля, Горация, Бвннтилиана и др. ; 3 основательного Знакомства с новыми европейскими работами аналогичного содержания Бухало, Готшед и др. . Поскольку основой для теоретических работ, включенных в первый и третий разделы, являлись Искусство поэзии De arte poetica Горация и другие произведения античных авторов, постольку можно считать, что источники теоретико-литературных воззрений Ломоносова в общем были единообразны и выдержаны. Однако, но существу на те же материалы опирались и остальные наши писатели XVIII века, а таким образом различие их литературно-теоретических позиций объяснялось не различием источников, а, наоборот, несходством интерпретации одних и тех же материалов.

В отличие от Тредиаковского, Ломоносов оставил сравнительно немного работ специально-теоретического характера. Это вполне отвечает его взгляду на свои занятия литературой как на второстепенные и отступающие на задний план по сравнению с работами научными. Не случайно приводит Ломоносов в своей Российской грамматике 1755 пример сопряженных существительных: Стихотворство моя утеха; физика мои упражнения. ⁶⁵

Естественно, что работам теоретического порядка в области литературы оды мог посвятить еще меньше времени, чем занятиям собственно литературой, которые входили отчасти в его служебные обязанности. Недосуг не позволил Ломоносову даже закончить предпринятое им издание руководства к окоему красноречию, которое должно было дать свод правил из области теории литературы.

К работам Ломоносова специально теоретико-литературного содержания следует в первую очередь отнести упомянутое Руководство красноречия, изданное сперва в 1744 году под названием Краткого руководства к риторике, и повторенное в 1748 году как Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика. Работа эта задумана была в трех частях: за Риторикой, анализировавшей учение о красноречии вообще, поелику оно до прозы и до стихов касается, должна была следовать оратория, или теория прозы, преимущественно ораторской, и, наконец, Поэзия, или пиитика, в которой, по словам Ломоносова, предлагается о стихотворстве учение с приложенными в пример стихами. ⁶⁶Из этого большого плана осуществилась только одна первая часть, но и в ней взгляды Ломоносова на разные вопросы литературы в целом получили достаточно четкие выражение и формулировку. Дополнением к Риторике явлаются другие немного численные работы Ломоносова, которые, в отличие от последней, имеют не догматический, а полемический характер Таковы Письмо о правилах российского стихотворства 1739, отрывок О нынешнем состоянии словесных наук в России 1755, ⁶⁷ рассуждение О пользе книг церковных в российском языке 1757. ⁶⁸Сюда же нужно причислить статью О долж ности журналистов 1754, ⁶⁹ которая не сохранилась в оригинале написана она была по латыни и известна лишь во французском переводе. Ломоносову же о чем ниже принадлежит анонимная статьи О качествах стихотворца рассуждение, помещенная в журнале Ежемесячные сочинения за 1755 год майская книжка ⁷⁰; основные положения этой статьи, совпадая с другими известными высказываниями Ломоносова, позволяют более отчетливо и подробно представить себе его литературную позицию.

Наконец, к этому же разделу следует отнести Слово благодарственное на освящение Академии Художеств 1764, ⁷¹в котором Ломоносов излагает свой взгляд на зависимость развития искусств и наук от деятельности просвещенных монархов, то есть присоединяется к точке зрения, характерной для западноевропейских буржуазных ученых, обслуживавших дворянские просвещенно-абсолютистские монархии XVIII века,

В общей массе вопросов, затрагиваемых Ломоносовым в его литературно-теоретических работах, можно выделить несколько важнейших, которые представляют как бы стержневые проблемы, особенно привлекавшие его. Первая из них вопрос о характере русского языка и его отношении к славянскому. Второй вопрос иерархическая система языкового употребления проблема штиля; третий подготовленность эрудиция писателя.

Обращаясь к характеристике взглядов Ломоносова на отдельные из перечисленных выше проблем, необходимо прежде предпослать краткое изложение его воззрений на роль науки и искусства вообще и, в частности, на роль поэзии.

Не повторяя общеизвестного панегирика науке в Оде на день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны 1747 г. Науки юношей питают. . . , следует напоминать начало стихов На изобретение графом Шуваловым новых артиллерийских орудий 1760: Для пользы общества воль радостно трудиться. ⁷² или отрывок из письма к Г. Н. Теплову: За общую пользу, а особливо за утверждение наук в отечестве и против отца своего родного восстать за грех не ставлю. . . я ⁷³

не искусства. Статью свою

О качествах стихотворца рпссуждеаие Ломоносов кончает цитатой из Цицерона: В безделицах я стихотворца не вижу, в обществе гражданина видеть его хочу, перстом измеряющего пороки людские. ⁷⁴ Таким образом, позиция Ломоносова в этом вопросе прямо противоположна точке зрения Тредиаковского, который в Письме к приятелю о нынешней пользе гражданству от поэзии видит в современной ему поэзии утешную и веселую забаву в и признает ее raison detre в том, что потолку между учениями словесными надобшы стихи, соколику фрукты и конфеты на богатый стол по твердых купаниях, н Сумарокова, говорившего, что свобода, праздность и любовь, суть источники стихотворства. ⁷⁵

Признавая высокое общественное значение литературы, Ломоносов естественно уделяет большое внимание вопросу о языке, этом орудии производства писателя.

В ту эпоху, когда литературный русский язык формировался и боролся с языком славянским, языком культуры феодальной Руси, проблема языка была очень серьезна и злободневна. Ломопосоа должен был в сороковые годы XVIII века считаться с тем фактом, что литературным языком по существу оставался еще славянский, что публицистика хотя и церковная, именно проповеди и даже панегирическая поэзия, культивировавшаяся в кругах духовенства, поярежнену пользовались славянской или сильно славянизированной речью, и что русский язык еще не был признан в качестве орудии литературы. Вопрос о русской языке стоял в сороковые годы настолько остро, что Сумароков в Эпистоле о русском языке 1748 настойчиво доказывал, что

Впрочем, проблема применимости русского языка для литературных целей не исчерпалась в сороковые пятидесятые годы: еще в 1771 году М. М. Херасков в своем Рассуждении о стихотворстве российском писал: Итак, сказать можно, что язык наш равно удобен для слога важного, возвышенного, нежного, печального, забавного и шутливого. ⁷⁷ Таким образом, в сороковые годы XVIII века Ломоносов должен был теоретически обосновать допустимость, возможность, и главное, необходимость использования для литературных целей русского языка.

Еще в Письме о правилах российского стихотворства 1739 Ломоносов писал: Яне могу довольно тому нарадоваться, что Российский наш язык не только бодростью и героическим звоном Греческому, Латинскому и Немецкому не уступает, но и подобную оным, а себе купно природную и свойственную версификацию иметь может ⁷⁸

Касаясь свойств русского языка, Ломоносов в посвящении Российской грамматики 1755 наследнику престола, будущему императору Петру III, говорит, что в русском языке есть великолепие шпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверь того богатство и сильная в изображениях краткость греческого и латинского языка. . . Сильное красноречие Цицеронов, великолепная Вирги. шва важность, Оаидиено приятное витийство не теряют своего достоинства на российском языке. Тончайшие фи. шгофские воображения и рассуждения, многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписывать долженствуем. Кто отпасу далее в нем углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле ели, лучше сказать, едва пределы имеющее море. ⁷⁹

Давая такую высокую оценку русскому языку, Ломоносов подчеркивает вместе с тем, что особенная сила русского языка состоит в его родственной близости со славянским, воспринявшем через переводы греческих церковных авторов много черт, свойственных языку греческому. Ясно сие видеть можно вникнувшим в книги церковные на славеыском языке, говорит Ломоносов в рассуждении О пользе книг церьковных в российском языке, Коль много мы. . . видим в сдпвенскоы языке греческого изобилия, и оттуда умножаем довольство российского слова, которое и собственный своим достатком велико и к приятию греческих красот посредством славянского сродно ⁸⁰

Однако, он предостерегает от некритического использования словарных богатств славянского языка. Еще в первом здании риторики 1744 Ломоносов предупреждает, что при сочинении духовных слов или проповедей стараться должно, чтобы при важности и великолепна своем слово было каждому понятно и вразумительно. И для того надлежит убегать старых и неупотребительных славянских речений, которых народ не разумеет, но притом не оставлять оных, которые, хотя в простых разговорах не употребительны, однако ознаменование их народу известно ⁸¹.

Более обстоятельно излагает Ломоносов свою точку зрения на вопрос о соотношении между русским в славянским языками в рассуждении О пользе книг церковных.

В литературной системе Ломоносова важнейшее место занимала проблема пышности стиля, торжественной помпезности и усложненной его структуры. Все это нашло особенно полное отражение в Риторике 1748 года. В риторической науке, говорит Ломоносов, предлагаются правила трех родов. . . Как изобретать оное, что о предложенной материн говорить должно. . . как изобретенное украшать. . . как оное располагать надлежит. ⁸² В соответствии с этим он делит свою риторику на три части: изобретение, украшение и расположение. Далее Ломоносов подробно характеризует каждый из этих терминов: Изобретение риторическое есть собрание разных идей, пристойных предлагаемой материи. Идеями называются представления вещей или действий в уме нашей. ⁸³Очертив круг возможностей создания идей из общих мест, Ломоносов от главы О изобретении вообще переходит к более интересной главе второй О изобретении простых идей в которой уже отчетливее проводит свою точку зрения о пышности стиля: Сочинитель слова тем обильнейшими изобретениями оное обогатить может, чем быстрейшую имеет силу соображения, которая есть душевное дарование, с одною вещию, в уме представленною, купно воображать другие, как-нибудь с нею сопряженные. . . Сила совображеиия, будучи соединена с рассуждением, называется остроумие. ⁸⁴ Отсюда видно, что чрез силу совображепия из одной простой идеи расплодиться могут многие, а чем оных больше, тем и в сочинении слова больше будет изобилия. ⁸⁵ Подчеркивая, что сила соображения есть природная способность писателя, Ломоносов все же отмечает, что сие душевное дарование. . . не всегда и не во всяком случае надежно; для этого, прибавляет он вспоможение оного должно здесь предложить некоторые правила. ⁸⁶Правила эти Ломоносов выводит из упомянутого выше учения об общих местах; при этом он чувствует необходимость высказаться по важному для его эпохи философскому вопросу: обладает ли слово, как таковое, какими-либо мистическими или материальными свойствами, или же оно является только условным знаком. Отвергая учение каббалистов, о потаенной силе слова и воззрения так называемых номиналистов изменников и реалистов вещественников, Ломоносов пишет: Мы учим здесь собирать слова, которые не без разбору принимаются, но от идей, подлинные вещи или действия изображающих, происходят и как к предложенной теме, так и к себе взаимно некоторую взаимную принадлежность имеют. ⁸⁷

Это место представляет большой интерес для выяснения того, как понимал Ломоносов философию языка, о которой он говорил в цитированном выше отрывке нз посвящения своей грамматики Петру III. Прежде всего он, вслед за сонм образцом, аббатом Николя Коссэиом Саш sinus, 1580-1651, автором латинской риторики О красноречии священном и светском, отметает мистическую теорию языка, проповеданную в каббалистической книге Загар. Затем, опять-таки вслед за Коссэном, Ломоносов останавливается, правда недостаточно раскрывая свои взгляды, на знаменитом споре номиналистов и реалистов, этих материалистов и идеалистов средневековья. И те и другие в своих философских построениях исходили из платоновского учения об общих идеях хуниверсалиях. Номиналисты интерпретировали учение Платона в том смысле, что универсалии суть не что иное, как имена, т. е. слова иштег-salia sunt nomina, иначе говоря, что общие идеи не существуют реально, но заключаются в словах; таким образом, познавая слова, человек познает общие идеи и, тем самым, и вещи. Реалисты же, наоборот, учили, что универсалии это не слова, не имена, а на самом деле существующие общие понятия, отличающиеся, однако, от подлинных вещей, представляющих единичные проявления этих общих понятий. Ломоносов отрицает взгляд Руцелина или Росцелина, основоположника номиналистической доктрины, но вместе с тем он отвергает и воззрение реалистов. Его собственная позиция еще более материалистична, нежели позиция номиналистов, учение которых являлось, но Марксу, первый выражением материализма. По видимости приближаясь в реалистам, Ломоносов, вместе с тем, своим утверждением, что слова. . . от идей, подлинные вещи или действия изображающих, происходят, ⁸⁸ если вспомнить приведенное выше Ломоносовское определение идеи как с представления вещей или действий в уме нашем ⁸⁹, делается очевидным, что позиция его материалистична: сначала идет вещь, затем ее представление в нашем уме, наконец слово.

Из этого материалистического представления о природе слова проистекают прочие моменты в Ломоносовском тчении о красноречии: учение о сочинении простых идей, о распространении слова, о изобретении доводов и в особенности О возбуждении, утолении и изображении страстей. Остановимся на последнем пункте.

Констатируя то обстоятельство, что для большого успеха писателю или оратору необходимо действовать не только на разум читателя или слушателя, но и на его чувство, Ломоносов спрашивает; ничто пособит ритору, хотя он свое мнение н. основательно докажет, ежен не употребил способов к возбуждению страстей на свою сторону, или не утолит противных, ⁹⁰ И сейчас же он отвечает: А чтобы сие с добрым успехом производить в дело, то надлежит обстоятельно знать нравы человеческие, должно самым искусствон чрез рачительное наблюдение и философское остроумие высмотреть, от каких представлений и идей каждая страсть возбуждается, и изведать чрез нравоучение всю глубину сердец человеческих ⁹¹. Предлагая таким образом ритору вступать на путь экспериментальной психологии, Ломоносов еще детальнее расчленяет свою мысль: В возбуждении н. утолении страстей во-первых три вещи наблюдать должно: 1 состояние самого ритора; 2 состояние слушателей; 3 самое к возбуждению служащее действие и сила красноречия ⁹².

Но Ломоносов заботится не только о психологической выучке ритора, он детально инструктирует последнего относительно живописной н музыкальной стороны речи; на этом он подробно останавливается в главе О изобретении витиеватых речей и О вымыслах, а также в разделе 0 украшении. Б особенности любопытны его наставлении касательно эвфинни, благозвучия. Он тщательное перечисляет все те моменты литературной речи, которые нарушают ее музыкальную струк туру, предлагает избегать непристойного и слуху противного стечения согласных, ⁹³ удаляться от стечения письмен гласных, а особливо то же или подобное произношение имеющих, ⁹⁴наконец, остерегаться от частого повторения одного письмена буквы. ⁹⁵ В своем детализированном инструктаже в области рвфопии Ломоносов идет еще далее: он подробно характеризует психологическую окраску отдельных звуков русской речи-В российском языке, пишет он, как кажется, частое повторение письмени А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины, также и внезапного страха; учащение письмен Е, И, Ъ, Ю., к изображению нежности, ласкательства, плачевных и малых вещей Чрез Я показать можно приятность, увеселение, нежность а склонность; чрез О, У, Ы, страшные и сильные вещи, гнев зависть, боязнь и печаль. ⁹⁶ Не останавливаясь на даваемых Ломоносовым характеристиках согласных звуков, следует все же отметить, что он не рекомендует приносить смысл речи в жертву музыкальности: Больше, говорит он, должно наблюдать явственное и живое изобретение идей, нежели течение слова. ⁹⁷Последующие части Ломоносовской риторики представляют меньший теоретический интерес и имеют более прикладной, технический характер; она посвящены учению о тропах и фигурах, а также учению о расположении, в которое входят Элементы формальной логики силлогизм. Поэтому, для суждения о литературно-теоретических взглядах Ломоносова можно ограничиться лишь тем из Риторики 1748 г. , что было приведено выше. Следует, однако, остановиться на одном пункте. Дело в том, что, как было установлено акад. М. И. Сухомлиновым, многие параграфы Риторики представляли простые переводы из Коссэна, Готшеда, Поыея, Хр. Вольфа и других авторов. Тем самым опорочивается оригинальность ряда мыслей Ломоносова, Однако для суждения о литературно-теоретических взглядах Ломоносова в том виде, в каком они отразились в его специальных работах, существенно не столько, в какой мере они самостоятельны, сколько то, каковы они были вообще и вытекали ли они из его общефилософской позиции. В частности, например, его суждение о происхождении слова, т. е. , языка, вполне самостоятельно и в положительной своей части не зависит от Коссэна, которому Ломоносов следовал в критике каббалпетов и схоластиков.

Уже при изложении Риторики можно было заметить, что Ломоносов предъявляет к ритору большие требования. Так, например, считая, что материя риторическая есть вс., о чем говорить можно, то есть все известные вещи в свете, ⁹⁸Ломоносов требует от писателя эрудиции, которая является предпосылкой изобилия материи к красноречию. ⁹⁹ Вообще же он полагает, что к приобретению красноречия требуются пять следующих следствий: первое природные дарования, второе наука, третьеподражание авторов, четвертоеупражнение в сочинении, пятое знание других наук. ¹⁰⁰ Еще более подробно останавливается на этом же вопросе Ломоносов в статье О качествах стихотворца рассуждение. В сущности, эта статья представляет детализацию только что приведенного второго параграфа из Вступления к Риторике.

В российском народе, пишет Ломоносов в этой статье, между похвальными к многим наукам склонностьми пред недавними годами овазалася склонность к стихотворству, и многие, имеющие природное дарование, с похвалою в том и предуспс-вают. Те, которые праведно на себя имя стихотворцев приемлют, ведают, какой важности оная есть наука. ¹⁰¹ Желание распространить правильные взгляды на поэзию и заставило его предложить рассуждение о том, сколь трудна наука стихотворческая и сколь великое знание во всем тому человеку иметь надлежит, который стихотворцем быть хочет, а притом дарование от бога особливое к изобретению новых мыслей и быстроту разума природную; то самое, что стихотворцы называют огонь стихотворческий. ¹⁰²

Настаивая на серьезной и многосторонней подготовке писателя, в частности поэта, Ломоносов особенно подчеркивает необходимость специальной учебы: Стихотворец, не знающий ниже грамматических правил, ниже риторических, да когда еще недостаточен и в знании языков, а паче в оригинале авторов ежели не читал тех, которые от древних веков образцом стихотворчеству осталися, или новых, которые тем т. е. , древним точно так, как великие великим, подражали, то николи до познания прямого стихотворства поступить не может. И чем меньше такой творец рифм о науках прочих познание имеет, тем больше удаляется от тех качеств, которые природный дух в нем стихотворства довершают. ¹⁰³

После этих общих положение Ломоносов переходит к более конкретному перечислению знаний, погребных писателю; Ежели хочешь быть в публике автором, поступи Дале во все словесные и во все свободные науки, которых, может быть, не только важность и польза к стихотворству, но и имена тебе неизвестны. Вместо того, что не различаешь еще в грамматике восьми частей слова, и что ее знание, которое педантством называешь, и церковных сдавеиских книг чтение весьма потребны к доброму слогу и правописанию, будь не только знаток, но и критик и учитель в тон языке, на котором пишешь. Когда хочешь быть автором, будь неотменено в некоторых случаях и педант. ¹⁰⁴

¹⁰⁵ Особенно настаивает Ломоносов на изучении классиков, но предлагает воспринимать их критически. Когда Сафо, когда Анакреонт, в сластолюбиях утоплены, мысли свои писали ие закрыто, когда ЛюкрсциЙ в натуре дерзновенен, когда Люциан в баснях бесстыден, Петронис соблазняет, оставь то веку их, к тому привычному, а сам угождай своему в нежности и в словах благопристойных. ¹⁰⁶

Но одно знание, так сказать, технологии литературы не удовлетворяет Ломоносова: Ежели из правил политических знаешь уже должность гражданина, должность друга и должность в доме хозяина и все статья, которых практика в философии поучает, то стихами богатство мыслей не трудно уже украшать, был бы только дух в тебе стихотворческой. ¹⁰⁷ Необходимо также и более основательное знакомство с науками историческими: Сими т. е. науками философскими снабжен, загляни в историю древнюю, загляни в новую политическую и литеральную. ¹⁰⁸ Под последней в XVIII веке разумелась, как известно, история литературы, понимавшаяся тогда как библиографически построенная история наук и искусств, или история просвещения.

Требуя также знания и изучения в оригинале произведений античных теоретиков литературы и поэтов как древних, так и новых, в частности французских, Ломоносов переходит к исключительно важному вопросувопросу о языке: Рассуди, что все народы в употреблении пера и изъявлении мыслей много между собою разнствуют. И для того береги свойства собствен ного языка. То, что любим в стиле латинском, французиком иди немецком, смеху достойно иногда бывает в русском. ¹⁰⁹

Предостерегая писателя от искажения стиля иноязычными влияниями, что в те годы формирования русского литературного Яика имело актуальное значение, Ломоносов, однако, предупреждает его и относительно опасности подчинения вульгарному языкоупотреблению: Не вовсе себя порабощай, одпакож, употреблению, ежели в народе слово испорчено, но старайся оное исправить,¹¹⁰ Вместе с тем, Ломоносов восстает и против словесных новшеств, против языкового экспериментатор став: Не будь притом н. дерзостен сочинитель новых. ¹¹¹ Таким образом, он приходит к окончательной формулировке: Хотя и свой собственный составишь стиль, одпакож, был бы он чист в правописании и этимологии, плодоносен в изобретении слов и речей приличных, исправен в точности их разума, в ясном мыслей изобретении, в непринужденной краткости, в удалении от пустого велеречия, в падении по прозодии, в периодах, не заплетенных союзами, наречиями и междометиями, мысль твою затемняющими. ¹¹²

После подробного анализа свойств подготовленного писателя Ломоносов в заключительной части рассуждения обращается к теме, не переставшей быть актуальной и в наши дни: От чего бывает, что новый автор, написавши аналое число поэм, станет тотчас ослабевать Не от того ли, что сочинения его от одного чтения и подражания украшаются. Он сам себе хотя и рождает мысли, но ежели бы не имел оригинала, то бы целого составить не мог. Сне то самое есть, что я говорю: без наук человеку две иди три пирсы сочинить удастся, потому что никто млн. не знает, или не поверяет, кого автор за оригинал себе представляет. Но ежели бы таковый счастливый разум исполнен был литературы, то бы не подражанием только, но и своим собственным вымыслом всегда нечто новое и небывалое рождать мог. ¹¹³

высокого духа и огня природного стихотворческого. Ибо кто знает, чтостопа, что цезура, что женская, что мужеская рифма, и с сим бедным запасом в стихотворцах себя хочет числить, тот равно как бы хотел воевать имев в руках огнестрельное оружие, не имев ни пуль, нипороху. ¹¹⁴ Цицерон, заканчивает Ломоносов, о стихотворце говорит: В безделицах я стихотворца не вижу, в обществе гражданина видеть его хочу, перстом измеряющего людские пороки. ¹¹⁵

Таково в основном содержание этой статьи Ломоносова, проливающей свет на многие пункты его литературно-теоретических воззрений. Основной чертой, характеризующей эти воззрения, является борьба за содержательность и идейность литературы, за серьезную научную подготовку и против поверхностного дилетантизма н. полуграмотного подражательства. Совершенно очевидно, что при всей цельности и последовательности своей эта концепция Ломоносова все же находилась в зависимости, хотя и негативной, от тогдашнего состояния русской литературы, иными словами, что она обращена непосредственно против поэтов-дилетантов из среднего дворянства.

Система литературно-теоретических воззрений Ломоносова шла вразрез с теориями и практикой поэтов среднего дворянства пятидесятых-шестидесятых годов XVIII века; естественно возникает вопрос о классовой природе этой системы, вопрос об идеологическом лице Ломоносова. Выше были отмечены Элементы материализма в ломоносовском учении о происхожу. Дании слова, затем указывалось наличие в его высказываниях момента национальной гордости, ¹¹⁶ наконец, был освещен настойчиво подчеркиваемый им принцип научного отношения к литературе. Все это на фоне отношений середины XVIII века могло бы дать основания охарактеризовать Ломоносова в качестве писателя буржуазного, но это было бы неправильно. Несомненно, в Ломоносове и его литературно-теоретических концепциях были элементы буржуазности, но это, во-первых, были только элементы, а, во- вторых, они были поставлены на службу высшим аристократическим слоям придворного дворянства. Высшее же дворянство в сороковые-пятидесятые годы XVHI века охотно пускалось в промышленные н. торговые предприятия, однако не обуржуазиваясь, а, наоборот, используя капитал в борьбе с представителями западной буржуазии, действовавшими в России, и с нарождавшейся тогда в России туземной буржуазией европейского типа, с одной стороны, и со средним поместным дворянством, ведшим полунатуральное, полукапиталистическое хозяйство с другой, ¹¹⁷

немецкие. Типичным мировоззрением этих западных ученых и поэтов был рационализм со своеобразным материалистическим уклоном и, вместе с тем, , культ просвещенного абсолютизма.

У Ломоносова этот последний особенно проявился в одах и словах похвальных, в частности в Слове благодарственном Ея императорскому величеству на освящение Академии Художеств именем ея говоренном 1764.

1. Сведения об этом экземпляре Нового способа впервые были сообщены в протоколе Отделения Русского языка и словесности Академии наук Сборник ОРЯС, 1886, т. 38, протоколы за 1885 г. , стр. II; с не совсем точными данными. В третьем томе Сочинений Ломоносова под ред. М, И. Сухомлинова, последний в Примечаниях стр. 611 привел без комментариев отдельные наиболее обстоятельные пометки Ломоносова.

2. Слово цосноо отсутствует во всех известных мне словарях XVIII - XX вв. В печатной литературе оно встретилось мне лишь один раз: в Новом способе Тредиаковского 1735, стр. 82 в Эпиграмме на человека самохвала, которой бы угощевал призванных к себе бездельным питьем, поднося то за самое лучшее вино:

Рюмку досуха всегда выпить меня просишь.
Эх нудишь напрасно.
Пить все поило красно:
Правда, что это вино (меж тем пива пошарь)

Несомненно слово доено одна из фор слова честный, в твердом цокающем произношении. По мнению акад. А. С. Орлова, слово цосно могло быть семинарским выражением типа гимназического здорово в смысле великолепно. Не следует забывать, что и Тредиаковский и Ломоносов были учениками славяно-греко-латинской Академии, где это слово могло употребляться в специфическом смысле.

3. Письмо о правилах российского стихотворства. Собр. соч. покойного М. В. Ломоносова. СПб. , 1778, кн. И, стр. 1415; Ломоносов. Соч. , под ред. М. И. Сухомлинова. СПб. , 1891, т. I, стр. 2223.

4. Краткое руководство к красноречию. Книга первая. Риторика. СПб , 1748, стр. 59 62. Акад. М- И. Сухомлинов отыскал в рукописном сборнике Гос. пул. библиотеки Ленинград шифр; Q. XIV. Ли 124 песню под 33Молчите, струйки чисты. , . , отрывок из которой помещен Ломоносовым в Риторике. Сам Сухомлинов не счел возможным признать данное стихотворение Ломоносовским и поместил его лишь в примечаниях Соч., , т. I, прим. , стр. 104105. Между тем, Ломоносов приводил в Риторике примеры только из своих произведений. Таким образом, в песне Молчите, струнки чисты. . . сохранился полностью образец, сентиментальной лирики молодого Ломоносова. Следует отметить, что песенка Молчите, струйки чисты. . . встречается у Чудкова Соч. , СПб. , 1913, стр. 9193 с более исправным текстом, чем приведенный Сухомлиновым.

5. Собр. соч. СПб. , 1778, кн. II, стр. 15; Соч. , под ред. Сухомлинова, т. I, стр. 22.

7. Собр. соч. , 1778, кн. И, стр. II; Соч. , т. III., стр. 7.

13. Соч. , т. I, стр. 1 12; в Примечаниях к данному тому стр. 18- 19 сообщены сведения о предшествующих публикациях этого ломаносовского перевода.

14. Собр. соч. , 1778, ян. II, стр. 316; Соч. , т. III, стр. 111.

15. Собр. соч. , 1778, кн. II, стр. 4; Соч. , т. III, стр. 1.

18. Собр. соч. , кн. II, стр. 8.

19. Новый способ, стр. 7.

20. Собр. соч. , кн. II, стр. 12. 91. Новый способ, стр. 20.

23. Там же, стр. 9.

21. Новый способ, стр. 82; Собр. соч. , кн. II, стр. 14.

25. Новый способ, стр. 2324.

26. Собр. соч. , кн. 11, стр. 14.

28. Печатный подлинник оды Сумарокова неизвестен. Полностью она приведена в Письме в котором содержится рассуждение о стихотворении и т. д. Тредиаковского Куник, цbт соч. , ч. I, стр. 454-465; не указывая этой публикации сумароковской оды, В. И. Резанов в статье Рукописные тексты сочинений А. П. Сумарокова Изв. ОРЯС, 1904, т. XI, кн. 3, стр. 3750 перепечатал это произведение по дефектной рукописи из собрания Публичной библиотеки Ленинград Шифр: Q. XIV. №2 лл. 187 об. 190. См. об этом статью Р. М. Тонковой Из материалов Архива Академии Наук по литературе и журналистике ХVIII в. I. А. П. Сумароков и Канцелярия Академии Наук в 1762 г. печатается в сб. XVIII в. , издаваемом Институтом русской литературы под. ред. акад. А. С. Орлова.

29. Полн. собр. соч. , изд. 2. М. . 1787, ч. IX, стр. 220.

30. Там же, стр. 219.

31. Там же, ч. X, стр. 51-52.

33. Краткое руководство. Соч. , т. III., стр. 67 123.

34. Полн. собр. соч. . изд. 2, М. , 1787, ч. I, стр. 333.

35. Риторика, 1748, стр., 5 ненум. ; Соч. , т. III., стр. 82.

36. Ноли. собр. соч. , ч. 1, стр. 334.

38. Там же, стр. 334.

39. Там же, стр. 334-335.

40. Краткое руководство, Соч. , т. III, стр. 6768 123.

41. Полн. собр. соч. , ч. I, стр. 339.

43. Пекарский. Ист. АН, т. II, стр. 53353. Об отношении Шувалова к Ломоносову см. стр. 101 настоящей работы.

44. В мае 1754 г. гр. П. И. Шувалов выхлопотал указ Берг-коллегий которым велено Гороблагодатские заводы: Туринский, Кушвинский, Баранчинский и строившийся на Туре завод, с приписанными к тем заводам крестьянами, выделанными чугуном и железом, отдать ему, яко к тому содержанию и размножению оных заводов надежной особе. Уплата денег на заводы рассрочена на 10 лет, а на действие заводов тотчас же полостью выдана годичная сумма с 3. 105 д. до 33 т. в 5 л. . По следам Шувалова пошли другие вельможи: Юговские заводы отданы графу Чернышеву, Алапаевский, Синячихинский и Суксунский лейб-гвардии Измай ловского полка секунд-майору А. Гурьеву. Сылвинский и Уткинский камергеру Ягужинскому, Пыскорский, Висинский и Мотовилихинский графу М. Л. Воронцову, Верх-Исетский брату его Р. Л. и, наконец, три завода: Сысертский. Полевской и Северский, по какой-то случайности попали в руки Соликамскому солепромышленнику Турчанинову. В руках казны осталась только два завода Белов, В. Исторический очерк уральских горных заводов. СПб , 1896, стр. . 4638.

45. Полни. собр. соч. , ч. X, стр. 161.

46. Архив кн. Воронцова, М. , 1875, кн. VII, стр. 460461 письмо от , 30/19 декабря 1748 г. .

Иван Голеневский печатается в сб. XVIII в. издаваемом ИРЛИ под ред. акад. А. С. Орлова.

48. Голеневский, Ив. Сочинения, стр. 50.

49. Описание фейерверкав. СПб. , 1743.

50. О Елагине Венгеров, С. А. Источники. СПб. , 1910, стр. 353-354; Буковский, Г. А. Русская поэзия XVIII века. Л. , 1927, стр. 32-34.

51. Пекарский, П. П. Ист. АН, т. II, стр. 536.

53. Nachricht топ einigen russischen Schriftstellem, nebst einem kurzen Bericbte vom rassischen Theater. Neae Bibliothek der sclionen Wissen-chaften und der freyen Kiinstea. 1768, R. VII, I. Stttck, 8. 196197; Ефремов, назв. соч. , стр. 136 и 151-152.

54. Библиографические записки, 1859, 15, стр. 451.

55. Об Иване Шишкине сохранялись незначительные сведения. О нем Новиков. Опыт, стр. 246-247 или Ефремов, назв. соч. , стр. 120 и 201; Билярский, П. , назв. соч. , стр. 777; Пекарский, П. Ист., АН. , т. II. стр. 151-157 и 485-487; Соч. Ломоносова, под ред. М. И. Сухомлинова, т. II, Примечания, стр. 410-414. Известна эпиграмма Ломоносова на Шишкина.

Смеется и поет, о звездах он толкует,

То слушает у всех, со всеми говорит,
И делает стихи наш друг архипиит.
Увенчан лаврами Марон за стихотворство,
Нам чей его (свово) почтить за таково проворство?

Так чем же увенчать толь мудрые виски
О чем я так тужу? Он будет увенчан:
За грош один купить капусты лишь кочан,

Совершенно очевидно, что Ломоносов высмеивал те стороны литературной деятельности Шишкина, которые представлялись ему, цеховому ученому и поэту, смешными приютами дилетанта дворянина, а Смеется л, вероятно, намек на сатирические или юмористические произведения Шишкина, поет, на его песни, о звездах он толкует, вероятно, о каком-то научном произведении или переводе Шишкина. М, И, Сухомлинов не нашел данных для датировки Эпиграммы на Шишкина, Можно предположить, что она была написана в конце 1740-х гг. н. не позже 1750 г. , так как в начале 1751 г. Шишкин умер: едва ли стал бы Ломоносов писать эпиграмму на умершего писателя. Впрочем, это могло быть эпиграммой на Семена Мордвинов. Ср. Тукалевский. Ци т.. соч. стр. 90 (№181) . Тогда ее нужно отодвинуть к 1744.

И. Хвостову: Одна песня П. С. Свистунова полюбилась так А, П. Сумарокову, что он ее присвоил Библиограф, Зап.. , 1859, 8, стр. 250. Ср. также "Послание к Привете" Палицына Литературный архив П. А. Карташова. СПб. 1902, стр. 8 и 37-38 особой пагинации.

57. О песнях Муравьева см. указание Новикова, Опыт, стр. 143 или Ефремов, назв. соч. , стр. 73.

58. О Н. А. Бекетове см. Венгеров, С. А. Источник, СПб. , 1900, т. L, стр. 204. О песнях Бекетова см. в настоящей работе стр. 104-105.

59. О Поповском см. Венгеров, С. А. Русская поэзия. СПб. , 1897, стр. 815-818, и Примечания, стр. 332-333.

60. Дубровский, Андриан. О нем: Венгеров, С. А. Русская поэзия. 1897, Примечания, стр. 141142.

общих работах по русской литературе XVIII в. Между тем, современники пенили его высоко. Его фривольные стихотворения обличают веселую и дорую голову, особенно в шуточном роде, в каковом жанре он написал множество стихотворений. Жаль только, что местами оскорбляется чувство приличия Волков. Nachricht. Neue Bibliothek etc. , 1768, В. VII, ItSt. , S 383, или Ефремов, назв. соч. , стр. 140 и 156. . М. М. Херасков пишет о Баркаве в своем Рассуждении о российском стихотворстве 1771 следующее: Язык наш равно удобен для слога важного, возвышенного, нежного, печального, забавного и шутливого. Покойный г. Барков наиначе в сем последнем роде отличался Литературное наследство 1933, 910, стр. 294. Новиков 1772 отмечает: Также писал Барков. , , множество целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему веселый его нрав и беспечность много способствовали. Все сна стихотворения не напечатаны, но у многих хранятся рукописными. , . Вообще, слог его чист и приятен, а стихотворные п. прозаические сочинении весьма много похваляются за остроту. Опыт, стр. 15, или Ефремов, назв. соч. , стр. 13. Обычно же о Баркаве принято говорить, как о пошлейшем порнографе; при этом забывают, что во французской поэзии XVII и XVIII вв. было множество поэтов, действовавших на аналогичном поприще и что в России к те же годы подвизались в том же роде И. П. Елагин, устроивший с Берковым состязание в переводе Пирроновой оды к Приапу ср. Лоягинов, М. Н. И. П. Елагин. Русская старина, 1870, август, стр. 197198 или Венгеров, С. А. Рисская поэзия. СПб. , 1897. стр. 719. Г. А. Буковский в статье К вопросу о русском классицизме. Состязания и переводы в сб. Поэтика. ГА, стр. 126-148, почему-то не счел возможным упомянуть об этом состязании, Ф. Дмитриев-Мамонов я др. Следует указать, что большая часть фривольных стихотворений Баркава представляет пародии на произведения Сумароковатрагедии, песни, притчи, любовную гадательную книжку, загадки и т. д. В рукописном сборнике Л. Б. Модзалевского л. 95 об. есть анонимная эпиграмма на Баркова, несомненно, принадлежащая Сумарокову.

На сочинение трагедии Дураков.

Латынска языка источник и знаток,
Российской грамоты исправный молоток,
С изрядный знанием студент наук словесных,

Неблагодарный дух, язвительный злодей,
Не могший никогда сего порока стерти.
Предатель истинный и пьяница до смерти
Вот кто был сей творец трагедии таков.

Повидимому, в заглавии ошибка, должно быть на сочинение трагедии Дурносов и Фарносов, а не Дураков. Одно из наиболее фривольных стихотворений Баркава Ode аd vulvam было эвфемизировано В. Г. Урбаном и напечатано под названием Ода в похвалу любви в Старине и новизне 1772, ч. П, стр. 190- 192.

62. Полн. собр. соч. , ч. IX, стр. 221.

63. О Петрове, как продолжателе линии Ломоносова, см. Буковский, Г. А. Из истории русской оды XVIII века. Опыт истолкования пародии в сб. Поэтика, III, стр. 129-147.

64. Впервые серьезно проблема изучения борьбы с Ломоносовым была поставлена Г. А. Буковским в диссертации Русская поэзия XVIII века, Л. , 1927, стр. 1442; однако, она была разрешена в плане часто-внешнем, фактическом, в соответствии с тогдашней методологической позицией автора, именно формалистической. По иному освещены те же вопросы Г. А. Буковским в его печатающейся книге Дворянская фронда средины ХVIII века в литературе.

66. Краткое руководство к красноречию, 1748, стр. 5; Соч. , ч. III., стр. 87-88 Вступление, 10.

67. Впервые был опубликован П. П. Пекарским в Дополнительных известиях для биографии Ломоносова. СПб. , 1865, стр. 90-91; Соч. , т. IV стр. 247-248.

68. Первоначально в качестве предисловия к книге первой Собр. рази соч. Ломоносова, 1757, стр. 310; Соч. , т. IV, стр 225-332.

69. Латинский оригинал не сохранился; впервые напечатано во французском переводе в Nouvelle Bibliotheqae geiTaaniqueouHistoire litteraire de VAlIemagae, de la Suisse, et des Pays da Nord. 1755, 1 XVI, II parfie, pp. 343 - 366. Воспроизведен французский текст у Куника, пит. соч. , ч. П, стр. 519530. Сокращенный перевод, приготовленный акад. Я. К. Гротом см. там же, стр. 510, был напечатан в том же ко никои скол сборнике, стр. 515-519. Полностью Диссертация о должности журналистов по переводу Грота и с дополнениями, сделанными 3. В. Буковской, напечатана, в Стихотворениях Ломоносова, под ред. акад. А. С. Орлова. Л. , 1935, стр. 293-306.

71. Первоначально опубликовано А. С. Будиловичем в книге Ломоносов как писатель. СПб, 1871, стр. 303-311; Соч. , т. V, стр. 139-148; М. И, Сухомлиновым не отмечено первое место публикации Слова на освещение Академии Художеств.

72. Соч, т. II, стр. 177.

73. Билярский, II. Материалы итя биографии Ломоносова. СПб. , 1865 стр. 502.

74. Ежемесячные сочинения, 1755, май, стр. 398.

76. Полн. собр. соч. , ч. I, стр. 348.

77. Литературное наследство, 1933, 910, стр. 294.

78. Собр. соч. , 1778, кн. II, стр. 9-10; Соч. , т. Ш., стр. 6.

79 Соч. , т. IV, стр. 10-11.

81. Краткое руководство к красноречию. Соч. , т. III., стр. 67 §123; cтр. §165 в Риторике 1748 г.

82. Риторика, 1748, стр. 6; Соч. , т. III, стр. 88-89.

83. Риторика, стр. 7; Соч. , т. III., стр. 89 §3.

84. Риторика, стр. 17; Соч. , т. Ill, стр. 97 §23,

§24.

86. Риторика, стр. 17; Соч. , т. Ill, стр. 97 §24.

87. Риторика, стр. 25; Соч. , т. III., стр. 104 §32.

88. Риторика, стр. 26; Соч. , т. Ill, стр. 104 §32.

89. Риторика, стр. 7; Соч. , т. III., стр. 89 §3.

§94

91. Риторика, стр. 86-87; Соч., т. III., стр. 153 §95.

92. Риторика, стр. 87; Соч. , т. III., стр. 151 §96.

93. Риторика, стр. 169; Соч. , т. III, стр. 222 §170.

94. Риторика, стр. 169-170; Соч. , т. III., стр. 222 §170.

§170.

96. Риторика, стр. 170-171; Соч. , т. III., стр. 223 §172; ср. стихотворение; Искусные певцы всегда в напевах тщатся и т. д. , Соч. , т. II, стр. 132.

97. Риторика, стр. 176; Соч. , т. III., стр. 227 §180.

98. Риторика, стр. 4; Соч. , т. III, стр. 86 Вступление, §7.

99. Риторика, стр. 4; Соч. , т. III., стр. 86 Вступление, §7.

§ 2.

101. Ежемесячные сочинения, 1755, май, стр. 374.

102. Там же, стр. 374.

103. Там же, стр. 378.

104. Там же, стр. 382-383

106. Там же, стр. 383-381.

107. Там же, стр. 384.

108. Там же, стр. 384.

109. Там же, стр. 384-383.

111. Там же, стр. 385.

112. Там же, стр. 385.

113. Таи же, стр. 397.

114. Там же, стр. 398.

116. Проблема национализма у Ломоносова заслуживает специального изучения. Она несомненно находится в свези с элементами буржуазности в его мировоззрении. Как известно, в национальной движении буржуазия главное действующее лицу. Основной вопрос для молодой буржуазии рынок. Сбыть свои товары и выйти победителем в конкуренции с буржуазией иной национальности такова ее цель. Отсюда ее желание обеспечить себе свой, родной рынок. Рынок первая школа, где буржуазия учится национализму. Сталин, И. Марксизм и национально-колониальный вопрос. Сборник статей и речей, М, 1934, стр. 11. С другой стороны, Ленин характеризует новую историю России как процесс складывания национального рынка: О национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то ярем я в средние века: государство распадалось на отдельные земли, частью даже княжества. . . Только новый период русской истории примерно с 17 века характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было не родовыми связями. . . , и даже не их продолжением и обобщением: оно вызывались усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого про Цесиса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связен было ничем иным, как созданием связей буржуазных Ленин. Соч. . изд. 2, т. I, стр. 73. Создание национального рынка протекало в условиях политического господства дворянства. Но поскольку процесс создания рынка, т. е. национальных связей, порождал национальную идею, буржуазную по своей природе, постольку объясним факт возникновения национализма у Ломоносова и других выходцев из буржуазных или примыкающих к буржуазии группировок; с другой стороны, дворянский национализм в XVIII в. в России может быть понят, как известное отражение буржуазной идеологии. Дело обыкновенно не ограничивается рынком. В борьбу вмешивается полуфеодальная-полубуржуазная бюрократия господствующей нации. . . Сталин, там же, стр. 11

См. мою статью Анонимная статья М. М. Хераскова в сб. XVIII век, издаваемом Институтом русской литературы под ред. акад. А. С. Орлова печатается.

117. Ср. примеч. 44 к настоящей главе. Кроме того, Покровский. М. Н. Русская история с древнейших времен. Москва, 1933, т. III. стр. 48, прян. 2.

Берков П. Н.: Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765 Глава вторая. Дебюты и утверждение Ломоносова

Берков П. Н.: Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765
Глава вторая. Дебюты и утверждение Ломоносова