1760 НЕ РАНЕЕ МАРТА 15. ОТЗЫВ О ЛИТЕРАТУРНОЙ И
ТЕАТРАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А. П. СУМАРОКОВА
Примечание
„Quand un tel parallèle désigne deux génies créateurs“ [Раз путем такого сопоставления обозначаются два гениальных творца].
Génie créateur [гениальный творец]: перевел в свои трагедии из французских стихотворцев все, что ни есть хорошего, кусками, с великим множеством несносных погрешностей в российском языке; и оные сшивал еще гаже своими мыслями и словами. Génie créateur: стихосложение принял сперва развращенное от Третьякова1 и на присланные из Фрейберга [правила], сродные нашему языку и свойственные,2 написал ругательную эпиграмму,3 однако после им же последовал и писал по ним все свои трагедии и другие стихи. Génie créateur: действиям учил Мелиссино,4 а он только вздорил и всегда представлял в комедиях комедии. Génie créateur: директорство Российского театра вел так чиновно, что за многие мечтательные его неудовольствия и неистовые наглости лишен полной прежней команды.5 Génie créateur: сколько ни жилился летать одами, выбирая из других российских сочинений слова и мысли и хотя их превысить, однако толь же счастлив был, как Икар. Génie créateur: новое изобретение — выдумал пчелку6 и посылал ее по мед на Стрелку,7 чтобы притом жалила подьячих; изрядный нашел способ в крапиву испражняться!8 Génie créateur: сочинял любовные песни и тем весьма счастлив, для того что и вся молодежь,9 то есть пажи, коллежские юнкеры, кадеты и гвардии капралы, так ему последуют, что он перед многими из них сам на ученика их походит. Génie créateur!
Примечания
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой с собственноручными поправками Ломоносова (ААН, ф. 20, оп. 3, № 55, л. 30).
Впервые напечатано — „Летописи“, т. II, к. 4, отд. III, стр. 105—106.
Датируется предположительно по представлению Г. -Ф. Миллера (ААН, ф. 3, оп. 1, № 253, л. 130) и журнальной резолюции Академической канцелярии о печатании речи аббата Лефевра (там же, № 530, л. 82), откуда заимствована французская цитата, с которой начинается публикуемый документ.
Публикуемое „примечание“, тесно связанное по своему содержанию с письмом Ломоносова И. И. Шувалову от 17 апреля 1760 г. (т. X наст. изд., письмо 66), является отповедью вышеупомянутому аббату, знакомому А. П. Сумарокова и члену литературного кружка, который собирался в салоне юного вельможи-мецената бар. А. С. Строганова. В одном из собраний этого кружка Лефевр произнес речь, посвященную успехам изящных искусств в России („Discours sur le progrès des beaux arts en Russie“). Отозвавшись весьма хвалебно (не называя, впрочем, имен) о Ломоносове как о поэте, философе и ораторе и о Сумарокове как о драматурге, Лефевр провозглашал обоих гениальными творцами („genies créateurs“), а Сумарокова, кроме того, еще и великим человеком.
рукопись в набор (ААН, ф. 3, оп. 1, № 253, л. 131).
Ломоносов участвовал в заседании Канцелярии и подписал ее журнальную резолюцию, но с текстом речи Лефевра ознакомился, очевидно, позднее, уже по корректурному ее оттиску.
По совершенно справедливому мнению Ломоносова, речь была „весьма нескладна“: основной теме, успехам изящных искусств в России, Лефевр уделил только одну страничку, весь же остальной текст был посвящен главным образом восхвалению Елисаветы и чисто дипломатическому вопросу о „единении наших государей“, т. е. о существовавшем в ту пору военно-политическом союзе петербургского, венского и парижского дворов. Ломоносова возмущало, что Лефевр, „не зная российского языка, рассуждает о российских стихотворцах“; особенно же задет был Ломоносов тем, что француз „ставит тех в параллель, которые в параллеле стоять не могут“, т. е., иначе говоря, равняет его, Ломоносова, с Сумароковым. Этим-то и было вызвано публикуемое „примечание“.
Лефевр намекал, будто Ломоносов обижен более всего тем, что после его „похвальных слов“ Петру и Елизавете с подобным же произведением дерзнул выступить другой автор (П. Н. Берков. Ломоносов и литературная полемика его времени. М. — Л., 1936, стр. 260—261), но эти намеки не находят себе подтверждения в высказываниях самого Ломоносова. Тот же Лефевр утверждал, что Ломоносов „с яростью рассыпал набор и уничтожил гранки“ его речи. Из архивных документов не видно, насколько правдиво это сообщение, однако же эти документы убеждают в том, что текст речи в том виде, в каком читал его Ломоносов, хоть и был набран Академической типографией, но напечатан действительно не был: он известен лишь по корректурным гранкам, сохранившимся в „портфелях“ Миллера (там же, стр. 261—262).
Речь Лефевра, тем не менее, вышла в свет. Ее отпечатали в какой-то другой типографии, судя по характеру набора и орнаментации, заграничной, вернее всего — французской. Место печатания не указано, а год сохранен тот же — 1760-й. Цитированная Ломоносовым фраза оказалась переработана, и раздраживший его эпитет „гениальные творцы“ исчез.
„Примечание“ Ломоносова пестрит такими резкими выражениями, что о напечатании его едва ли могла идти речь. Вернее думать, что Ломоносов предполагал, по обычаю того времени, пустить его в писарской копии по рукам.
1 Третьяковым Ломоносов называет В. К. Тредиаковского.
2 Присланные из Фрейберга правила — „Письмо о правилах российского стихотворства“. После того как это „Письмо“ стало известно в Петербурге, или, вернее, после того как стали известны силлабо-тонические стихи Ломоносова, Сумароков в самом деле стал приверженцем ломоносовской системы стихосложения, тогда как до этого подчинял свою стихотворную практику правилам силлабической системы, формулированным Тредиаковским в его книге „Новый и краткий способ сложения российских стихов“.
3 „Ругательная эпиграмма“ А. П. Сумарокова не отыскана.
4 П. И. Мелиссино учился, а затем до 1759 г. служил в Сухопутном шляхетном корпусе, где учился и Сумароков и где силами кадетов разыгрывались не раз драматические произведения последнего. Из слов Ломоносова можно заключить, что режиссером этих спектаклей был Мелиссино.
5 „лишен полной прежней команды“, имеют в виду состоявшееся в январе 1759 г. распоряжение, согласно которому к Сумарокову был приставлен какой-то, как он выражался, „подьячий“, подчиненный гофмаршалу гр. К. Е. Сиверсу и исполнявший „при Русском театре прокурорскую должность“; он надзирал за общим ходом дел и нес обязанности театрального цензора. Раздоры с этим подьячим (фамилия его не выяснена) и с Сиверсом привели к тому, что летом 1761 г. Сумароков был уволен от должности директора (Записки АН, т. I, СПб. 1862, прилож. № 1, стр. 4, 10—11 и 13).
6 Под „пчелкой“ Ломоносов разумеет выходивший в 1759 г. журнал Сумарокова „Трудолюбивая пчела“.
7 „Стрелкой“ называется и сейчас западная, приморская оконечность Елагина острова, где жил литературный соратник Сумарокова И. П. Елагин, по фамилии которого получил название и весь остров.
8 Подьячие были излюбленными жертвами сатир Сумарокова и, в частности, его статьи „О копистах“, напечатанной в последнем, декабрьском номере „Трудолюбивой пчелы“ (стр. 757—762). К тем же выпадам Сумарокова против подьячих, за которыми, как известно, издавна утвердилась кличка „крапивное семя“, относятся и последующие слова Ломоносова о крапиве.
9 „Молодежью“ Ломоносов называет группировавшихся вокруг Сумарокова молодых поэтов, бывших питомцев Сухопутного шляхетного корпуса.