• Приглашаем посетить наш сайт
    Успенский (uspenskiy.lit-info.ru)
  • Уткина Нина: Ломоносов - к 275-летию со дня рождения
    Глава V. Новые идеи об обществе — обществу

    Глава V. Новые идеи об обществе — обществу 

    Социальные идеи складывались у Ломоносова в определенную концепцию. Ее смысл он раскрывал, обращаясь к образу Петра I. С ним сравнивались все последующие самодержцы России, каждому из них поэт как бы предписывал оживить тень великого предка, воплотить в себе его черты, продолжить начатые им дела. Практически во всех хвалебных одах, обращенных к лицам царствующего дома, настойчиво проводится идея преемственной связи с Петром. Собственно, в них воспевается то, что напоминает, точнее, должно напоминать Петра I. Елизавета славится как «дщерь Петрова», воцарение Петра III — повод, чтобы сказать:

    Петра Великого обратно
    Встречает Росская страна

    Наследнику Павлу дается совет — «с великим Прадедом сравнися» (3, 8, 562), Екатерине II он рекомендует идти «Великому Петру во след» (3, 8, 800).

    Образ Петра еще сохранялся в памяти современников Ломоносова, но он, «желая в ум вперить дела Петровы громки» (3, 8, 697) и поддержать эту память, пишет «Слово похвальное блаженныя памяти государю императору Петру Великому» и начинает работать над поэмой «Петр Великий». Его привлекала преобразовательная деятельность Петра, он видит в нем прежде всего энергичного реформатора, осуществляющего те изменения, необходимость которых давно назрела. Петр — «Россов Обновитель» (3, 8, 136). Ему удалось положить конец феодальным раздорам, ослаблявшим Россию в период влиятельного боярского правления. Враги России убедились, что при нем уже «не местничество здесь» (3, 8, 727), а сплоченное государство. С энтузиазмом поддерживал Ломоносов меры, принятые для быстрого роста в стране заводского, мануфактурного производства, внутренней и внешней торговли. Эти меры не только усиливали Россию, поднимали ее престиж среди европейских держав, они вносили существенные изменения в социальные устои страны. Предпринимательская, торговая деятельность искони была не дворянским делом; развитие горнодобывающих предприятий, заводов, мануфактур, торговли выдвигало новые социальные силы на сцену русской истории. Некоторые их представители в петровское время получили доступ к государственному управлению. Царь охотно брал на государственную службу незнатных сограждан, не имеющих никакого отношения к потомственному дворянству, и опирался в своих начинаниях на их знания и талант.

    Самые большие похвалы Ломоносова заслуживал Петр за внедрение в России науки, которой принадлежала большая роль в развитии промышленности, экономики страны. Но наука была также мощным средством изменения социального строя, прежде всего из-за ее воздействия на те сферы деятельности, с прогрессом которых менялась расстановка социальных сил. Кроме того, она, вовлекая в свою сферу выходцев из разночинных слоев, поднимала их к общественно значимой активности. Ломоносов, осознавая это, прилагал максимум усилий для облегчения доступа в науку демократическим элементам.

    Полное сочувствие Ломоносова вызвала политика Петра I относительно духовенства. Подрыв автономии церкви, ликвидация ее претензий на доминирующее положение в государстве лишали церковь того могущества, которым она обладала в период расцвета феодального строя.

    Ломоносов увлеченно описывал простоту поведения царя, которого солдаты, матросы, строители могли видеть «в поте, в пыли, в дыму, в пламени», видеть в своем сообществе, за одним столом, «туюже приемлющаго пищу», о котором они знали, что он «все мастерства и работы испытал собственным искусством» (3, 8, 610; 594; 598).

    Ломоносова восхищает у Петра «жадность к познанию»; новый стиль, соответствующий эпохе быстрых преобразований, он видит в речи Петра, отмечая, что ей свойственны ясность, четкость, простота и лаконичность — «безпритворная в словах краткость, в изображениях точность» (3, 8, 606).

    Фигура Петра, в преобразованиях которого подчеркивались прогрессивные черты, приобретала под пером Ломоносова значение идеала, символа, выражающего фактически социальные замыслы и устремления самого Ломоносова.

    Реформы петровского времени открывали возможности для развития социальных сил, являющихся носителями иных социальных отношений, идущих на смену феодальным устоям, но они были рассчитаны на укрепление основ дворянской государственности. Тема поддержки дворянства, защиты его прав и привилегий абсолютно чужда Ломоносову, ее просто нет в его произведениях. Он выдвигает на первый план те проблемы, которые впрямую связаны с защитой новых социальных сил, и прежде всего широких народных слоев. Он предлагает свой критерий ценности и полезности любого акта государственной деятельности: «Всякое благодеяние тем больше, чем ширее в народах простирается...» (3, 8

    В оде, написанной по случаю воцарения Екатерины II, выдвинут общий принцип государственного правления, который был адресован не только новой императрице.

    Услышьте, Судии земные
    И все державные главы...

    Так начинает поэт свое обращение, цель которого — продиктовать основное социальное требование, лапидарно выраженное в одной фразе: «Народну наблюдайте льготу...» (3, 8, 778).

    Екатерине II вряд ли могла понравиться эта ода. Во-первых, ее несколько раз уподобили Елизавете — «воскресла нам Елисавета» (3, 8, 772). Ломоносов сделал это намеренно, надеясь подтолкнуть императрицу на продолжение наиболее удачных мер «дщери Петрова», но тщеславной Екатерине, претендовавшей на роль просвещенной монархини, не нравилась перспектива светить отраженным светом своей предшественницы. Во-вторых, ей предлагалась определенная политика по отношению к находящимся на службе в России иностранцам, которая не мешала бы росту национальных кадров, что невольно напоминало о чужеземном происхождении самой императрицы. Далее, поэт позволил себе включить в оду чуть ли не манифест ко всем государственным деятелям и монархам с призывом к народному благу. И наконец, совершенно возмутительной, с точки зрения самодержицы, являлась строфа, следующая за призывом. В ней недвусмысленно говорилось: если нужды народа остаются в презрении, то отмщение неизбежно; народ опасно оставлять в угнетении и скорби, об этом должны помнить монархи:

    О коль опасно, как оставят,
    От тесноты своей, в скорби!

    В торжественной хвалебной оде звучали слова, смело напоминающие о народном неповиновении монархам, о силе народа, его значении в государстве.

    Неудивительно, что вскоре после воцарения Екатерины II последовало распоряжение об отставке Ломоносова, но авторитет ученого и поэта был слишком велик — отставка не состоялась. Стараясь ослабить влияние поэзии Ломоносова, императрица попыталась возвысить другого стихотворца, которого можно было бы, не опасаясь никаких неожиданностей, объявить придворным пиитом. Выбор пал на В. П. Петрова, его поэтические произведения стали получать все более милостивую поддержку со стороны императрицы и двора. Но Петров ни талантом, ни послушанием не оправдал возлагавшихся на него надежд. В 80-е годы XVIII в., уже после смерти Ломоносова, когда несколько забылась злободневность его поэтического творчества, была создана версия о Ломоносове-поэте, отдавшем свое вдохновение прославлению царствующего дома.

    Неизменное внимание в поэтических произведениях Ломоносова уделялось теме закона и права. Во всех одах, когда поэт, как бы предугадывая замыслы монархов, направляет их на определенные действия, законодательство занимает одно из первых мест. Законодательство столь существенно для Ломоносова, что он счел нужным, несмотря на все похвалы, расточаемые Петру I, упрекнуть великого государя в том, что тот не снабдил Россию «ясными и порядочными законами». Петру удалось многое, но он не смог «установить во всем непременные и ясные законы» (3, 8, 608). Неудачу, незавершенность петровского законодательства Ломоносов фиксирует четко и определенно. Наследники Петра должны продолжить разработку законов и правовых уложений. «Установление новых законов» является одним из важнейших государственных деяний.

    В рассуждениях Ломоносова о законе и праве легко заметить исконную тоску народа по «праведному суду», но было в них и нечто другое. Зарождение буржуазного общества сопровождалось ростом правосознания. Феодальное право не было унифицированным, в нем содержалось много нефиксированного, идущего от обычая, традиции. По сути в нем не было подлинно правового статута собственности. У крепостного крестьянства не было собственности, и добиться права на нее являлось для него желанной целью. Даже собственность дворян отличалась некоторой условностью, она считалась дарованной им, и любая превратность, вызванная переменами в верхах власти, могла лишить собственника его имений. В XVIII в. в России происходила довольно активная борьба дворянства за свои права, усилившаяся в царствование Петра III и Екатерины II; в ней обнаруживались элементы будущего буржуазного права, поскольку речь шла о безусловном праве на собственность. Но конечно, дворянство добивалось такого права только для себя, пытаясь удержать его в строго сословных рамках.

    Во второй половине XVIII в. развернулась борьба русских просветителей за развитие правосознания и законодательной деятельности, которая вела к куда более значительным последствиям, поскольку она вдохновлялась идеалом единого внесословного права, чуждого основам феодально-крепостного строя.

    Ломоносовские строки отражали растущий в русском обществе интерес к понятиям закона и права, он явно симпатизировал новым тенденциям в социальной мысли, возникшим под влиянием идей Просвещения.

    В ранней просветительской идеологии понятия естественного закона и естественного права занимали основное место. Естественные законы подразумевали отношения, соответствующие природе человека и характеру среды. Они не отождествлялись с юридическими законами, но в чем-то уподоблялись им. Идея естественных законов известна со времен античности, однако особенный интерес пробудился к ней в эпоху Просвещения, когда проблема законов, их природы и значения приобрела жизненно важный смысл для борьбы новых общественных сил с устоями феодализма.

    Основным достижением просветительской идеологии явилось новое понимание человека, разрушающее стереотипы феодально-иерархического сознания и провозглашающее внесословную ценность человека, наделенного единой и равной для всех людей естественной природой. Многолетняя, упорная борьба Ломоносова за доступ в науку выходцам из низших слоев населения шла в русле тех же идей, отстаивающих естественную природу человека, равенство способностей и возможностей всех людей и, следовательно, открывающих любому человеку доступ к различным общественным, государственным занятиям. В его поэтических произведениях проводилась та же линия.

    Дворянство, защищая свои привилегии, ссылалось на заслуги предков, достоинства дворянского сословия, выработанные в течение поколений служения государству и обществу. В потомственном дворянстве личностным характеристикам, способностям, дарованиям не придавалось первостепенного значения, приоритет отдавался роду, потом уже принималась во внимание личность. Личностное начало, приглушенное в элитарном дворянском слое феодального общества, тем более не поощрялось в народе.

    «Кто родом хвалится, тот хвастает чужим» (3, 8, 349). В поэме «Петр Великий» та же мысль:

    А вы, что хвалитесь заслугами отцев,
    Отнюдь отеческих достоинств не имев,
    He мните о себе, когда их похваляю:
    Не вас, заслуги их по правде прославляю

    Подобно многим стихотворцам Ломоносов обратился к «Памятнику» Горация: возвышенный слог и чеканный ритм уже первых строк перевода создают ощущение величия и бессмертия поэта. И здесь же строки, подчеркивающие важное обстоятельство — принадлежность поэта незнатному роду, его слава добыта собственным дарованием:

    Отечество мое молчать не будет.
    Что мне беззнатной род препятством небыл

    К этому обстоятельству Ломоносов привлекает внимание современников и потомков, он обращается к Отечеству, надеясь, что оно оценит наконец подлинное значение личности.

    Утверждение личностного сознания подрывало основы сословно-иерархического строя. Образы Отечества, России выступают в поэзии Ломоносова носителями идеалов общественного, национального сознания, основанного на признании ценности единой для всех людей естественной природы человека, обеспечивающей самоценность человеческой личности. Протесты против жестко фиксированных феодальных различий, создававших непреодолимые барьеры внутри общества и разделявших его на обособленные части, помогали формированию и укреплению общенационального сознания, поддержка которого осуществлялась всем творчеством Ломоносова. Глубинная антифеодальная направленность воззрений Ломоносова несомненна, хотя он не выдвигал требований ликвидации дворянских привилегий. Заботясь о доступе к науке выходцев недворянских сословий, он добивался наделения их дворянским званием. Принцип сословности сохранялся, но он заметно расшатывался[11].

    В работах Ломоносова не говорится об отмене крепостного права, но это и неудивительно. Он закладывал основы и разрабатывал новое мировоззрение, отвечающее интересам третьего сословия. Переход к социально-политическим программам, осмысление конкретных социальных мер, осознание их необходимости обычно происходят на следующем этапе, когда мировоззренческие принципы уже выработаны.

    Ломоносов разделял взгляды сторонников идей «просвещенного абсолютизма». В России идеология «просвещенного абсолютизма» развивалась прогрессивными деятелями русской культуры, сторонниками и сподвижниками петровских преобразований. Предполагалось, что начала, заложенные Петром, приведут со временем к благоденствующему обществу во главе с просвещенным и всесильным самодержцем. Ломоносов стал очевидцем нарастания конституционалистских стремлений, особенно усилившихся в стране во второй половине века. Но он оставался верен своим идеям.

    Лишь в 80—90-е годы XVIII в. в литературе появились проекты конституционного правления, включающего представителей демократических слоев общества. Профессор права Московского университета С. Е. Десницкий подготовил «Представление о учреждении законодательной, судительной и наказательной власти в Российской империи», предусматривающее создание законодательного органа, состоящего из дворян, купцов, ремесленников и людей «из духовных и училищных мест» (36, I, 296). В «Благовесте», одном из наиболее ярких памятников народной литературы, описывался желательный вариант правления: законодательную и исполнительную власть вместе с царем делит совет, состоящий из «умных людей», представляющих земледельцев, ремесленников и купцов. В середине века конституционные веяния выражались преимущественно в намерении ограничить самодержавие в пользу аристократических верхов дворянства или, в лучшем случае, более широких кругов потомственного дворянства. В екатерининскую эпоху группа Паниных возглавила высшее дворянство, сторонников конституционной монархии, аристократического правления. Крупнейший идеолог дворянства М. М. Щербатов тоже был сторонником ограничения самодержавия.

    Возможно, реалистическое сознание Ломоносова подсказывало ему, что в условиях России середины XVIII в., когда новые социальные силы еще не могли конкурировать с дворянством на равных, чисто дворянское конституционное правление не приблизит решение насущных проблем. Абсолютизм, пусть во имя укрепления могущества дворянского государства, все же проявлял некоторую заинтересованность — Ломоносов подчеркивал это на примере Петра I — в развитии буржуазных элементов, связанных с прогрессом промышленности и торговли. В. И. Ленин писал в 1909 г.: «Самодержавие издавна вскармливало буржуазию...» (2, 17, 359). Более благоприятный баланс сил, как это ни кажется парадоксальным, мог обеспечить в той ситуации абсолютизм.

    Ломоносов поддерживал идеологию «просвещенного абсолютизма», но тем не менее принцип монархического абсолютизма вызывал у него и тягостные размышления. Пожалуй, особенно заметны они в его трагедиях «Тамира и Селим» и «Демофонт».

    Первая трагедия названа именами дочери крымского царя и багдадского царевича, но суть ее не в любовной коллизии, кстати заканчивающейся вполне благополучно и не дающей оснований считать это драматическое произведение трагедией. Основное содержание излагается автором в первых строках «Краткого изъяснения», данного читателям: «В сей Трагедии изображается стихотворческим вымыслом позорная погибель гордого Мамая, Царя Татарского...» (3, 8, 292). Трагедия развертывается вокруг исторического лица, монарха, хана-завоевателя, который пытается укрепить свою власть агрессией и войной. Осуществление его замыслов сопровождается серией предательств, разорением собственного народа:


    Дабы их трупами Российский край покрыть

    В трагедии приводится исторически точное описание Куликовской битвы, во время которой войска Мамая были разгромлены воинами Дмитрия Донского.

    В центре трагедии — изобличение владыки-тирана, но власть монарха даже не тиранического склада обрисована здесь без каких-либо дифирамбов. Монархические дворы — тягостное место, от них лучше держаться подальше. Тамира признается:

    Я вам завидую, которы отдаленно
    От гордых сих палат живете в тишине...

    Только там, вдали «живет любовь святая... союзов никаких, ни выгод несчитая» (там же).

    Трагедия «Тамира и Селим» пользовалась успехом у читателей. Вслед за ее первым изданием в 1751 г. вскоре последовало второе, которое тоже быстро разошлось. При Елизавете ее дважды ставили на придворной сцене.

    Исходным материалом для второй трагедии послужил греческий миф о Филлиде, фракийской царевне, и Демофонте, сыне афинского царя. Если в «Тамире и Селиме» рассматривается монархическая власть, пытающаяся удержаться путем агрессии и войн, то для героев «Демофонта» трон и власть столь же вожделенны, но добиваются они этого с помощью выгодных браков. Разорительные войны остаются за пределами сценического действия. События, развертывающиеся вокруг царствующих особ, не занятых ведением войны, оказываются ничуть не меньше пронизанными ложью, лицемерием, предательством и изменами.

    В «Тамире и Селиме» помимо отрицательного персонажа Мамая действуют и положительные герои; в «Демофонте» их нет: все вовлечены в зловещую цепь мстительных и гибельных интриг. Рядовой обыденностью выглядит вакханалия взлетов и падений при дворе — «сегодня свержен вниз кто был вчера высок» (3, 8, 466). Кажется, нет преступлений, включая подмену и убийство детей, которые не совершались бы у трона монарха.

    Произведения Ломоносова представляют драматические коллизии монаршей власти, опорой которой в первой трагедии является война, во второй — брачные контракты. Чтобы увидеть пути достижения и удержания царского трона, драматургу не нужно было опускаться в глубины истории, современность поставляла обильный материал для наблюдений. Но он, облекая героев в исторические костюмы, именно этот материал и предлагал на суд читателей и зрителей. Трагедии Ломоносова существенно уточняют наши представления о его взглядах на природу монархического правления. Пафос трагедий обращен против царей-тиранов, которых «терпеть не может естество» (3, 8, 486), хотя многие описываемые реалии относились к монархическому правлению вообще, не только к тиранической его разновидности. Ломоносов в духе идей раннего Просвещения соединяет проблемы естества и власти. Правление, власть должны отвечать требованиям законов естества. Любое правление может быть санкционировано лишь при условии его соответствия разумно понятой человеческой природе, естественным законам бытия. Такого соответствия добивался он, обращаясь с посланиями к царям, включая их в свои торжественные оды, поэмы, похвальные слова.

    Читая оды, нельзя не заметить, как много в них ярких, взволнованных строф, направленных против войны. В самой первой его оде, посвященной победе русских войск на русско-турецком фронте в 1739 г. и взятию крепости Хотин, облик войны обрисован предельно мрачными красками. Военные сражения уподобляются природным катастрофам, извержению вулкана.

    Ломоносов славит победителей, но тут же подчеркивает, что призванием русского народа является труд — «в труд избранный наш народ»,— а не война, пусть даже победоносная. Эту мысль он почти дословно повторит в оде «Первые трофеи... Иоанна III»: «К трудам избранной наш народ...» (3, 8, 47).

    Воцарение Елизаветы совпало по времени с русско-шведской войной 1741—1743 гг. Ломоносов настойчиво рекомендует императрице закончить войну. В оде 1742 г. излагаются предписания Елизавете, даваемые ей как бы от имени Петра I: «Да мир подаст пределам света» (3, 8, 99). Предусматривается не только заключение мира, развертывается широкая программа мер, в принципе исключающих войны. Пушки, «махины грозны», предлагается переплавить в скульптурные изваяния, крепостные стены уничтожить, стереть «градов пространны стены без пагубы людской», мечи и копья перековать «в плуги и в серьпы». Только тогда «пребудут все поля безбедны... На месте брани и раздора цветы свои рассыплет флора», и порох будет нужен лишь для фейерверков.

    Елизавета подписала мирный договор со Швецией в 1743 г.; Ломоносов не преминул с похвалой откликнуться на этот акт. Но вскоре ему вновь приходится заострить перо в защиту мира. В 1747 г. велись сложные дипломатические переговоры — о них знал Ломоносов — о посылке русских войск на Рейн для участия в военных действиях, которые велись Австрией, Англией и Голландией против Франции и Пруссии. Отмечая пятую годовщину царствования Елизаветы торжественной одой, поэт начинает ее гимном тишине, т. е. миру:

    Царей и царств земных отрада,

    Блаженство сел, градов ограда,
    Коль ты полезна и красна!

    В последующих строфах рассказывалось о множестве дел, которыми следует заняться внутри России, о том, что они куда важнее и полезнее военных походов. Отрицательное отношение поэта к замышляемому военному предприятию совершенно очевидно, так же как и его старание внушить императрице решение не ввязываться в военные действия. Посылка русского экспедиционного корпуса на Рейн состоялась, но сражений удалось избежать. Одного появления корпуса оказалось достаточным, чтобы подтолкнуть воюющие державы к заключению мира. Ломоносов приветствовал Ахенский мир, добытый бескровным путем, не раз возвращался к нему в стихах, видя в нем ту победу русского оружия, которую он может воспевать в полном согласии со своими убеждениями. Ода, написанная в год заключения этого мира, славит Елизавету:

    И мечь Твой, лаврами обвитый,
    Не обнажен, войну пресек

    Изобличение войн свойственно поэзии Ломоносова, поэтому неудивительны те затруднения, которые он испытывал, создавая поэму «Петр Великий». Ее герой — «среди военных бурь науки нам открыл» (3, 8, 698). В поэме проводится мысль, что войны Петра Великого — для благих целей; подчеркивается, что герой не упивается сражениями, он знает, что «прибыточных побед покрытый трупами всегда прискорбен след» (3, 8, 725). И все же... Петровская эпоха заставляет поэта задуматься о природе войн. Ответы на свой вопрос: «Что приращению оружия причиной?» — он ищет в истории, но, сколько бы ни углублялся он в прошлое и ни озирал различные земли и страны, «везде война», начиная с агрессивных дикарских первобытных народов и до цивилизованной Европы; меняются лишь средства ее ведения. Если верить истории, то «не может свет стоять без сильных воружений», «монархам надлежит оружие готовить» (3, 8, 732—733). На этих размышлениях заканчивается вторая песня, которой прерывается поэма, оставшаяся незавершенной.

    В творчестве Ломоносова есть страницы, направленные по своему смыслу против немедленного окончания войны и безотлагательного подписания мирного договора. Они содержатся в одах, написанных в конце 1761 г. Одна из них создавалась в последние дни жизни Елизаветы, в другой приветствовалось вступление на престол Петра III. Обе оды передают обеспокоенность и настороженность поэта. Конец одного царствования и начало другого всегда были волнующими событиями, на сей раз изменения на царском троне не сулили ничего хорошего. Престолонаследник, воспитанный в Голштинии, был известен своими пронемецкими симпатиями; в обществе опасались возрождения бироновщины.

    Ломоносов предлагает Петру III тщательно разработанную программу правления, в которой просматривалась даже очередность рекомендуемых мер.

    В этот период был особенно велик интерес к слову Ломоносова. В течение одного месяца разошлись два издания оды, посвященной новому царю.

    Программа, разумеется, затрагивала события тянувшейся семилетней войны. Престолонаследник, преклонявшийся перед своим кумиром Фридрихом II, став русским царем, предложил заключить мир на самых выгодных для Пруссии условиях. Такой мир был чреват для России новыми военными осложнениями. Ломоносов подталкивал Петра III к иному решению: добившись поворота к лучшему в ходе войны — «по славнейших победах» (3, 8, 758),— заключить мир, прочно гарантирующий стабильность русских границ. Поэтому еще в последней оде, посвященной Елизавете, появился необычный для Ломоносова призыв:

    Дабы военная труба
    Унылых к бодрости будила...

    В его стихах чаще встречались другие строки:

    Лишь только зазвучит ужасна брань трубою,
    Мятутся городы, и села, и леса

    — он убежден, что военным подвигам следует предпочесть «красоту наук»:

    По мне, хотяб руно златое
    Я мог, как Язон, получить,
    Тоб Музам для житья в покое
    Не усумнелся подарить

    Антивоенная позиция Ломоносова была продиктована его мировоззрением. Всесилие разума провозглашалось им в сфере познания, но критерии разума признавались не менее важными в области человеческих отношений. Разумом нельзя оправдать существование войн, нет никакой логики в действиях человечества, усугубляющего тяготы своего бытия:

    Иль мало смертны мы родились
    И должны удвоять свой тлен?
    Ещель мы мало утомились
    Житейских тягостью бремен?

    созданию фабрик, заводов, развитию торговли, распространению наук, т. е. всему, что содействует прогрессу. Государственная политика, сконцентрированная на войнах, по Ломоносову, принадлежит прошлому этапу в истории человечества; новый период требует поставить в центр государственных интересов внутреннее положение страны, поскольку благосостояние народа зависит — он убежден и убеждает в этом своих соотечественников — от успехов просвещения и коммерции. Понятие коммерции в ту пору охватывало практически всю экономику.

    Военная и государственная службы всегда считались дворянскими обязанностями. Честь и заслуги дворянских родов приобретались чаще всего на полях сражений и в военных походах. Война являлась сферой преимущественных интересов дворянского общества. Ломоносов обращает на это специальное внимание в поэме «Петр Великий». Решая нелегкий вопрос об оценке войн Петровской эпохи, он отмечает то, чем отличается, по его мнению, отношение к войне Петра I от отношения к ней дворянства:

    Другие в чести храм рвались чрез ту вступить,
    Но ею он желал Россию просветить

    Поворот общества от военных интересов к мирным означал для Ломоносова замену целеполагающих жизненных смыслов, принадлежащих элитарным силам прошлого, новыми ориентирами, выдвигаемыми общественными слоями, непосредственно занятыми в промышленности, науке, торговле. Антивоенная тема являлась частью мировоззренческой системы Ломоносова, основанной на принципах разума и естества; она разрабатывалась в русле его идей, объективно направленных против устоев сословно-иерархического феодального строя.

    соотечественников перспективами энергичных исследований и действий — исследовать природные богатства России, проложить каналы, создать заводы, открыть университеты. Елизавета заслуживает его похвалы за возрождение после мрачных времен бироновщины Берг-коллегии, Мануфактур-коллегии как самостоятельных учреждений, ведающих горными разработками, фабрично-заводским производством. Он приветствует восстановление главного магистрата, защищавшего права торгово-ремесленных городских слоев, поддерживает указ о ликвидации внутренних таможен, затруднявших развитие в стране торговли.

    Ему принадлежит разработка проекта коллегии сельского хозяйства, отсутствие которой он считал совершенно недопустимым — «коллегия сельского домостройства всех нужнее» (3, 6, 411) — в такой обширной стране, как Россия, большая часть населения которой занимается хлебопашеством.

    Ломоносову принадлежит мысль, что «российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном» (3, 6, 407). Ее он разрабатывал в научных трудах («Письмо о Северном ходе в Ост-Индию Сибирским океаном», «Рассуждение о большей точности морского пути», «Мысли о происхождении ледяных гор», «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию», «Прибавления к Краткому описанию»), пропагандировал в поэтической публицистике. Имелось в виду освоение Сибири и дальневосточных окраин, установление торговли с Китаем, Японией, Америкой, Индией.

    что восточные проблемы важны для России не менее западных. В его наиболее интересных одах, содержащих программные общественно-политические идеи, нередко осуждалась однобокая внешняя политика России, погруженная преимущественно в западноевропейские дела. Россия — «важнейший член во всей европейской системе» (3, 8, 811), заинтересованность ее в европейских проблемах понятна, но нельзя Восток оставлять в забвении. Географические исследования, освоение Северного морского пути помогут установить торговые и иные контакты с Востоком.

    Эпоха Просвещения обладала сознанием своей универсальности; не было сомнений, что просветительские идеи рано или поздно распространятся повсюду. Историческая миссия России, по Ломоносову,— быть посредником новых общественных идей для стран Востока. Единая человеческая культура прав и законов, свободного от гнета средневековья человеческого интеллекта — идеал, который вырисовывался перед его мысленным взором,— распространится и на Восток, и Россия, одним своим географическим положением, призвана будет помочь этому процессу: российский Геркулес «восставит вольность многих стран» (3, 8, 563).

    Предложения Ломоносова относительно северовосточного морского пути основывались на изучении материалов русских экспедиций по Ледовитому океану, зарубежных данных, связанных с поисками северо-западного прохода, сообщений русских промышленников и купцов, плавающих по северным морям. Анализируя океанические течения, подвижку льдов, опираясь на физику атмосферных явлений, он пытался разработать наиболее целесообразный маршрут кораблей по Ледовитому океану. По настоянию Ломоносова предпринимаются попытки пройти в 1756—1766 гг. северо-восточным морским проходом к берегам Камчатки и далее. Попытки не удались, но плавание В. Я. Чичагова было одной из первых научных экспедиций для поиска пути на Восток через Ледовитый океан.

    «Петр Великий» доказывались необходимость и возможность северо-восточного морского пути — русские корабли не остановят волны, «льдом отягощенны». В поэме «Петр Великий» повторяется в сжатом виде сравнительный анализ, проведенный в работе «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию», недостатков и преимуществ плавания по Ледовитому океану по сравнению с уже освоенными морскими трассами. «Протти покрыту льдами воду» кажется невозможным предприятием, но на прежних морских путях препятствии и опасностей тоже не мало. Грозные штормы, изнурительная тропическая жара— «лишает долгий зной здоровья и ума» — и множество других невзгод поджидают путешествующих по океанам. Арктические маршруты чрезвычайно сложны, но отвага, «бодрость» помогут преодолеть трудности:

    Колумбы Росские, презрев угрюмый рок,
    Меж льдами новый путь отворят на восток

    Ломоносов остро ощущал характер изменений, происходивших в XVIII в. Феодализм вытеснялся буржуазной цивилизацией. В России его времени формировался буржуазный уклад, уже появились предприниматели, обладающие миллионными состояниями, все более зримо давала о себе знать растущая неоднородность третьего сословия. Но феодализм отступал в России медленнее, чем в развитых западноевропейских странах, процесс становления новой формации протекал вяло, сопровождаясь периодами застоев, откатов. Слабость позиций русской буржуазии не позволяла ей консолидироваться и полностью изолироваться от интересов сословия, из недр которого она вырастала.

    Ломоносов был на стороне демократических слоев, выказывал симпатии людям, «торгами и промыслами пропитание себе имеющим» (3, 10«златом», у него беспощадное. «Несытая алчба имения и власти», «скверная алчба могущества и злата» (3, 8, 340; 474) — причина всех зол, приводящих человечество к последней «крайности». Войны порождаются в конечном итоге той же причиной: «Твое исчадие — кровавая война!» (3, 8, 340). Он готов заклеймить дорогие его сердцу географические исследования, открытия неизвестных стран и народов, если они ведут к корысти и вражде. Можно ли смириться с тем, что долгие и опасные путешествия в «незнаемых морях» предпринимаются лишь для того, чтобы в лице европейца «явить свирепого врага»? Горестное недоумение вызывают у него итоги испано-португальских экспедиций к берегам Америки и колонизация новых земель. Ломоносов первым среди русских писателей обратился к истории конкисты и в «Слове похвальном о стекле» дал гневное ее описание.

    Европейцы, «несытые и златом и тиранством», ступив на берега Америки, разрушали «древние жилища», выбрасывали «кости предков... из золотых гробов»; оставшихся в живых загоняли в шахты— «драгой металл изрыть из преглубоких нор». Уделом аборигенов стали «смятение и страх, оковы, глад и раны» (3, 8, 514). «О коль великий вред» (3, 8 Ломоносовым. Его привлекает активная деятельность другого рода, имеющая иные целевые установки.

    В одном из писем И. И. Шувалову он сообщал о своем намерении написать большую работу по экономической политике. Замысел частично осуществился в работе «О сохранении и размножении российского народа». Здесь излагаются идеи относительно благосостояния государства, зависящего прежде всего от того, в каком состоянии находится население страны, ее народ: «Начало сего полагаю самым главным делом: сохранением и размножением российского народа, в чем состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности, тщетной без обитателей» (3, 6, 384).

    В работе обсуждается проблема численности населения и способов ее увеличения, что имело большое значение, учитывая огромные, почти безлюдные территории России, особенно за Уралом. Содержание работы отражает устремленность Ломоносова к новым рубежам страны, к обществу, развивающему промышленную и хозяйственную деятельность, по существу уже выходящему за пределы феодального строя. Предусматривается соответствующая программа по улучшению положения народонаселения. Речь идет: «О истреблении праздности. О исправлении нравов и о большем народа просвещении. О исправлении земледелия. О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств. О лучших пользах купечества. О лучшей государственной экономии. О сохранении военного искусства во время долговременного мира» (3, 8, 383). Разработка и изложение всех пунктов программы потребовали бы действительно обширного труда.

    «лекарях» и аптеках; существующее их количество не удовлетворяет и сотой доли потребностей. Требуются руководства по акушерству и педиатрии, фармакологии. Интересны рекомендации Ломоносова по их составлению. Он советует использовать лучшие руководства, созданные зарубежными специалистами, но «притом не позабыть, что наши бабки и лекари с пользою вообще употребляют» (3, 8, 389).

    Относительно социальных сил, препятствующих «сохранению» российского народа, Ломоносов с полной определенностью высказывается о церкви. По поводу же помещиков, дворянства, сделаны замечания только в связи с побегами крестьян, являющимися следствием «помещичьих отягощений» и «солдатских наборов». В адрес церкви выдвигаются самые тяжкие обвинения. Духовенство — пастырь народа — не только не сделало ничего для поддержания разумной нравственности и здоровых, благотворных традиций, но и не могло этого сделать, так как оно само безнравственно, невежественно, инертно, корыстолюбиво. Мысль Ломоносова была ясна — проблемы народного существования должны решаться государственным путем, светской властью. Низшее духовенство нужно просто «принудить властию» добросовестно выполнять свои обязанности. Что касается «Святейшего Синода и всего духовенства», то им придется напомнить, что у них «не одна только должность, чтобы богу молиться...».

    Церковь не отвергается, но руководство обществом передается полностью в руки светской власти. Секуляризованное, просвещенное государство, свободное от диктата религии — «сброшено ярмо рабства и его сменила свобода философии» (3, 3, 217),— отвечает духу времени, оно сможет обеспечить потребности страны, народа.

    наук, идеи о создании Московского университета. Он прилагает огромные усилия, чтобы внести в «художества», ремесла, заводское производство начала современного естествознания, для чего пишет специальное руководство — «Первые основания металлургии», содействует созданию новых приборов и механизмов, часть которых изобретает сам.

    Он не отбрасывал прежние навыки, представления, традиции, но отчетливо видел преобразующее влияние на общество науки и всемерно содействовал ее развитию в России, веря, что это приведет к благотворным изменениям во всех сферах деятельности. По Ломоносову, любая деятельность будет по-настоящему плодотворной лишь в союзе с наукой. В «Слове похвальном» Елизавете он настаивает, чтобы «управляющие гражданские дела», «упражняющиеся в военном деле», государь и его окружение, создатели флота, купечество «среди своих упражнений о науках помышляли и к ним бы любовию склонялись» (3, 8, 255). Целью просвещения является разумный индивид и общество, государство, руководствующееся научным знанием.

    Предлагаемая им коллегия сельского хозяйства представляла собой государственное и вместе с тем научное учреждение. В своей работе она опирается на многочисленных членов-корреспондентов, знающих местные условия и этими знаниями способствующих развитию «государственной экономии». Их сообщения, присылаемые в коллегию, должны основываться на широких натуралистических наблюдениях и исследованиях, охватывать все «в натуре приключения», поскольку сельское хозяйство теснейшим образом связано с погодой, состоянием земель, рек, лесов. Предусматривалась публикация трудов коллегии, для чего при ней создавалась типография, выделялся особый секретарь по издательским делам.

    Известная часть публицистики Ломоносова посвящена пропаганде науки, ее значения для общества. Читатели знакомились с новыми и смелыми идеями ученого и мыслителя. Представления о безграничных возможностях познающего разума, науки, включенные в систему «корпускулярной философии», излагались в оде, написанной по поводу посещения Царского Села в 1750 г. и беседы с Елизаветой, которая касалась главным образом науки, простирающей свой «взор до самых дальних мест», проникающей «во внутрь Рифейских гор» и в «высоту небес», исследующей все,


    Чего еще не видел свет...

    Ломоносов внушал императрице, что должна открыться «широкая дверь наукам в пространную Россию...» (3, 8, 253). Где, как не в России с ее обширной территорией и природным изобилием, найдется применение различным наукам. Монарха надо было убедить в необходимости должного финансирования наук — «за главное почитаем щедрое наук снабдение» (3, 8, 687).

    развивает идеи о пагубности политики, делающей ставку на заемную науку, иностранных специалистов. Просвещение, наука должны быть органично присущими обществу, ученых следует получать главным образом от «недр своих», а не «от стран чужих» (3, 8, 206). Таланты — Ньютоны — в России найдутся, демократические слои, допущенные в науку, быстро овладеют вершинами знаний. Новыми храмами вечной славы явятся университеты. Слава отныне будет сохраняться и поддерживаться «не в стенах, Семирамидиным подобных, ни в иконах, ни в верхах, Египетским пирамидам сравняемых, ни в украшениях из твердых и редких камней, но в сердцах, усердием до небес восходящих, в размышлениях, простирающихся за предел чувственного мира, в прекрасных и нетленных исторических и витийских преданиях, в вечное потомство оставленных...» (3, 8, 680).

    Для России потребуется много «искусством утвержденных рук» (3, 8, 203). Готовясь к торжественному открытию Петербургского университета, Ломоносов составил перечень различных отраслей деятельности, которым потребуется «много ученых людей» (3, 8

    Перечень подтверждает, что Ломоносов предельно широко трактует связь науки и общества. Вне науки Нового времени он не мыслит общественного развития. Военное дело поставлено на последнее место. Естественно, что, занимаясь темой войны, он не мог оставить в стороне проблемы науки и войны. В годы Семилетней войны была написана торжественная ода-отклик на испытания новых, более совершенных артиллерийских орудий, изобретенных группой отечественных техников, работавших под покровительством П. И. Шувалова. «Единороги» (по их типу позже были созданы гаубицы) обеспечили победу русского оружия в битве при Кунерсдорфе. Война вынуждает к созданию орудий, «нужда требует гром громом отражать» (3, 8, 672),— писал Ломоносов, но он не признает войну благом для наук, стимулом их прогресса. Наука связана не с войной, а с миром — «мир, наук питатель», «науки, мира питомицы» (3, 8, 679; 688). Войны являются порождением прошлых эпох, науки представляют собой главное достояние общества разума и человеческого благоденствия, которому принадлежит будущее. Между ними не может быть взаимозависимости.

    Благополучие государства, общества определяется степенью развития в нем наук, но и каждому человеку, вне зависимости от возраста, состояния, приобщение к наукам скрашивает существование. В занятиях наукой можно найти убежище от жизненных напастей и невзгод, они хороши


    В покое сладки и в труде

    Увлекая соотечественников за собою в науку, Ломоносов включает в поэтическое творчество произведения, популяризирующие научные данные, известные в XVIII в.

    В культуре Западной Европы эпохи Просвещения распространенным явлением стала научная поэзия (см. 106). В 1749 г. в Париже вышли в свет три тома «Учительных поэм», собранных ученым и литератором Ф. Уденом. Издание было известно Ломоносову, оно встречается в двух составленных им библиографических списках (см. 47, 337—338). В традициях этой литературы создан блестящий образец произведения, соединяющего художественные поэтические достоинства с умелой популяризацией естественнонаучных данных,— «Письмо о пользе стекла...». О стихах Ломоносова, связанных с научной тематикой, Н. В. Гоголь писал, что в них «слышен взгляд скорее ученого натуралиста, нежели поэта; но чистосердечная сила восторга превратила натуралиста в поэта» (21, 144).

    В «Письме» помимо восторженного отношения к науке ощущаются глубокое проникновение в нее, опыт выдающегося ученого, знание обстоятельств развития естествознания того времени. Читатель получает представление о характере экспериментального естествознания, узнает, что познание многих явлений продвинулось благодаря методам экспериментального исследования. Относительно природы атмосферного электричества —


    Поколе действ в Стекле подобных не нашли.
    Вертясь, Стеклянный шар дает удары с блеском,
    С громовым сходственны сверьканием и треском

    Рассказано о первых шагах в изучении электрических явлений, становлении физики электричества, об успехах телескопических и микроскопических исследований, открывающих неведомые просторы вселенной и диковинные миры мельчайших организмов. Избраны наиболее будоражащие воображение современников ростовые точки науки, и сведения о них преподнесены в контексте новых мировоззренческих представлений. Собственно, к мировоззрению, свойственному науке Нового времени, Ломоносов стремился в первую очередь приобщить читателя. Научная поэзия перерастала у него в философскую.

    «Утреннее размышление» и «Вечернее размышление», в «Письме о пользе стекла» поэтическими средствами воссоздавалась естественнонаучная картина мира, картина бескрайнего универсума:

    Открылась бездна звезд полна;
    Звездам числа нет, бездне дна

    Во вселенной исчезающе малой частицей является не только Земля, но и Солнце, «горящий вечно Океан» (3, 8, 118).

    Защита гелиоцентризма проводилась в торжественных одах, «Словах», поэтической сатире. В том же мировоззренческом ключе преподносились читателю идеи множественности миров, существования других планет, населенных разумными существами:

    Уста премудрых нам гласят:
    «Там разных множество светов,
    Несчетны солнца там горят,
    Народы там и круг веков;

    Там равна сила естества»

    Избранность Земли при «равной силе естества» логически исчезала.

    Философская поэзия, особенно «Утреннее размышление» и «Вечернее размышление», приобрела известность в широкой городской, и не только городской, среде, заняла прочное место в рукописных сборниках XVIII в. «Утреннее размышление» стало известно французскому читателю. А. М. Лемьер облек в стихотворную форму прозаический французский перевод «Размышления», сделанный А. П. Шуваловым и опубликованный им в 1765 г. в Париже. Стихотворение, озаглавленное «Восход солнца», появилось в 1766 г. в парижском журнале «Almanach des Muses», в 1782 г. оно было переиздано с подзаголовком «Вольное подражание русскому поэту», но без указания имени Ломоносова (см. 57, 210).

    Знакомя читателей с развитием науки, развертывая перед ними картину мира, резко контрастирующую с библейской версией, Ломоносов, разумеется, не мог не рассказать о той борьбе, которая происходила вокруг научных идей. В «Слове о пользе стекла» он вводит легенду о Прометее, но в своей трактовке. Боги не наказывали Прометея за похищение огня для людей, в этом не было никакой необходимости, так как люди огонь добыли сами. Прометей стал жертвой не гнева богов, а враждебных козней со стороны невежд, выступающих против света знания. Прометей — один из тех, кто приобщен к этому свету, за что и пострадал: его повергла «в пагубу наука», на которую всегда готов напасть «невежд свирепых полк» (3, 8«много знания погибло невозвратно!» (там же).

    Губители скрываются «под святости покров»; апеллируя к святыням, античные жрецы подавили начатки гелиоцентрических воззрений. Покров святости скрывал боязнь, что при свете знаний станет ясно, что

    Агньцов и волов жрецы едят напрасно:
    Сие одно, сие казалось быть опасно!

    Исторический экскурс в античные времена никого не вводил в заблуждение, всем было ясно, что автор имеет в виду враждебные отношения церкви с наукой. К гелиоцентризму, новому представлению об универсуме, идее множественности миров церковь всегда относилась настороженно. В конце 40-х годов XVIII в. наступил период особенного ужесточения церковной цензуры, запрещавшей работы, в которых проскальзывало что-либо «трактующее о множестве миров, о коперниковской системе и склонное к натурализму» (48, 1). Нависла угроза конфискации книги Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», переведенной на русский язык А. Кантемиром и изданной еще в 1740 г. Задержано печатание переведенной Н. Н. Поповским, по заданию Ломоносова, поэмы А. Попа «Опыт о человеке». Разумеется, не осталось незамеченным «Вечернее размышление», опубликованное в составе «Риторики» в 1748 г. Сложность ситуации не заставила Ломоносова сложить оружие, он продолжает отстаивать гелиоцентризм, новые представления об универсуме. В 1757 г. он разделывается с недругами новых идей в сатирическом «Гимне Бороде».

    «дородства и умов... достатков и чинов» (3, 8, 624); под защитой символа «дураки, врали, проказы» чувствуют себя в полной безопасности, им уготовано удобное и прочное место в привилегированном сословии. Духовенство, основной носитель идеологии феодального общества, характеризуется как «корень действий невозможных» и защитник «мнений ложных» (там же). Борьба церкви с наукой — это борьба с истиной во имя сохранения прежних устоев и связанных с ними привилегий.

    О космогонической полемике тех лет напоминает шестая строфа «Гимна»:

    Естли правда, что планеты
    Нашему подобны светы,

    И всех пуще там жрецы
    Уверяют бородою,
    Что нас нет здесь головою.
    Скажет кто: мы вправды тут,

    Ярко выраженный антиклерикализм «Гимна» снискал ему широкую популярность. По данным синода, «пашквилные» ломоносовские стихи «проявились в народе» (99, 59); рукописные списки стихов разошлись по России, достигли отдаленных сибирских окраин. Жалоба синода Елизавете по поводу «ругательных пасквилей» последствий не имела; Ломоносову удалось избежать наказания.

    Научная и философская поэзия Ломоносова позволяет составить более полное представление об основах его восприятия мира. Его естественнонаучные труды созданы в системе мировоззренческих представлений, утверждающих непреложный детерминизм естественного мира и ничем не ограниченные возможности познающего человеческого разума. Эти же идеи защищаются в поэтических произведениях, и здесь они стали доступными общественному сознанию. В познании, науке, по Ломоносову, выявляется могущество естества и всесилие разума. Но познание у него — что отвечало традициям русской мысли,— обладая огромной ценностью, все же не является самодостаточным, замкнутым на самом себе процессом, оно существует, реализуется лишь в союзе с деятельностью, и приоритет в этом союзе принадлежит деятельности, которая понимается не в качестве узкой прагматики, а соразмеряется со всеобщим благом. Отсюда шли «метафизические» истоки забот Ломоносова о том, чтобы наука стала принадлежностью всех общественных и государственных дел. Вера в возможности разума была распространенным явлением в период раннего Просвещения, ее подогревала свежесть энергии и устремленность вперед новых социальных сил, вступающих на историческую сцену. Но человеческая деятельность, даже если она руководима разумом, способна ли сама по себе быть успешной, особенно если имеется в виду не просто удачливая деловая активность индивида? Эпоха больших надежд, связанных с человеческой практикой, была еще впереди. Решение, по-видимому, упрощается, если деятельность вписывается в структуру мира, созданного всеблагим творцом. Тогда как бы появляются гарантии, что усилия человечества не окажутся бесплодными.

    Еще дореволюционные исследователи творчества Ломоносова обратили внимание, что у него «мы не найдем произведений, посвященных вопросам об отношении человека к богу, к земной жизни, к смерти, к греху, к спасению,— вопросов, неизбежно возникающих, при религиозном отношении к жизни. Мысли Ломоносова не были направлены в сторону религии, и вопросы только религиозные не имели для него интереса» (29, 38). В. Тукалевский признавал, что он не смог найти у Ломоносова слов о бессмертии души (96, 31). В переводе из Горация воспевается бессмертие, но достигаемое благодаря творчеству.

    Однако творец как гарант, что разумная человеческая деятельность действительно сродни благу, что верх не возьмет хаос мрака, зла и насилия, нужен был Ломоносову. В философской поэзии — «Утреннем» и «Вечернем» размышлениях, «Оде, выбранной из Иова», переложениях псалмов — он ищет доводы в пользу существования всеблагого создателя.

    «Против Руфина», читаем:

    Я долго размышлял и долго был в сомненье,
    Что есть ли на землю от высоты смотренье;
    Или по слепоте без ряду все течет,
    И промыслу с небес во всей вселенной нет.

    Земли, морей и рек доброту и пристойность,
    Премену дней, ночей, явления луны,
    Признал, что божеской мы силой созданы

    У Клавдиана сомнения разрешаются с падением Руфина, которое является подтверждением, что зло не всесильно, оно наказуемо. В переводе Ломоносова аргументация изменена: не единичный факт, а величие и гармония вселенной позволяют надеяться, что благостный творец существует.

    Представления естественной религии находились в тесной связи с деистическими и сенсуалистическими теориями. Воззрения Ломоносова похожи на идеи естественной религии, но между ними есть и различия. С понятием бога он чаще всего обращается как с ценностно-этической категорией; религия нужна в сфере не естества, а нравственности. Нельзя не согласиться с суждением А. Попова, что Ломоносов в конечном итоге оставлял «за Св. Писанием только значение нравственного руководства жизни» (80, 8).

    Интересную трактовку «Оды, выбранной из Иова» предложил Ю. Лотман, считающий это произведение своеобразной теодицией, потребность в которой в ту пору была велика. Расшатывание средневековых устоев сознания происходило с большими осложнениями. В европейской культуре Ренессанса, барокко «неожиданным побочным продуктом вольнодумства явился рост влияния предрассудков на самые просвещенные умы и бурное развитие культа дьявола» (60, 253). Страх перед силами зла, вырывающимися на свободу и поглощающими мир, стойко держался на протяжении XVI—XVII столетий.

    В России нововведения встречали с не меньшим опасением; среди старообрядцев не было сомнений, что антихрист уже народился и конец света близок. «Оду, выбранную из Иова» следует поставить «в ряд произведений, направленных против страха перед властью сил зла над миром» (60, 260), она рисует мир, в котором творец «все на пользу нашу строит» (3, 8, 392).

    Выбор для перевода библейских псалмов нередко определялся переживаниями Ломоносова, которые вызывались невзгодами его собственного существования. Отзвуки борьбы с иноземным засильем в русской науке слышны в переложении псалма 143:


    В пучине я погряз глубокой

    Он не раз убеждался в том, как трудно найти поддержку своим начинаниям, что помощь меценатов ненадежна:

    Никто не уповай вовеки
    На тщетну власть Князей земных...

    В переложении псалма 143 Ломоносов существенно меняет суть последней строфы оригинала, в которой речь идет о блаженстве тех, у кого «Господь есть Бог», т. е. познавших истинное блаженство через веру в бога. Как замечает В. Дороватовская, у Ломоносова блаженство людей «заключается не в вере, как таковой, а в том, что бог покровительствует им, защищает их...» (29, 40).

    Но те светлее веселятся,
    Ни бурь, ни громов не боятся,
    Которым Вышний сам покров

    «Утреннее размышление о Божием Величестве», «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния», переводы из Библии убеждали в том, что новые идеи и воззрения послужат добру, а не злу, что новый мир включен в систему установлений, данных всеблагим творцом. Ощущение гарантии блага поддерживало самого Ломоносова, разрабатывающего мировоззрение, согласно которому активная человеческая деятельность, основанная на неограниченных возможностях разума, науки, приведет человечество к процветанию.

    Ломоносову многое надо было сказать современникам о сложных проблемах человеческого бытия. Поэтическое слово, доступное довольно широкому кругу читателей, было призвано содействовать радикальному изменению общественного сознания. Он осознавал свою миссию.

    Кредо его поэтического творчества изложено в «Разговоре с Анакреонтом». «Разговор» построен таким образом, что после каждого из четырех стихотворений, взятых из Анакреонта, вернее, его подражателей эпохи эллинизма — в XVIII в. пользовалась популярностью псевдоанакреонтическая лирика,— следовал ответ Ломоносова. Предмет беседы — чему следует посвятить поэзию, жизнь. Анакреонт в поэзии выбирает тему любви; Ломоносова тоже привлекает любовь, но он останавливает свой выбор на героях. В жизни Анакреонт выступает поклонником гедонизма, индивидуалистического евдемонизма. Ломоносов принимает эту позицию с пониманием, даже с некоторым сочувствием. Оппонентом Анакреонта является Катон, посвятивший свою жизнь республике. Преобразовательная деятельность Катона не увенчалась успехом: «... его угрюмством в Рим не возвращен покой» (3, 8, 764). Но дело не только в том, что в данном случае успех не достигнут. Путь гражданственности, служения обществу вообще не усыпан розами, в чем Ломоносов убедился на собственном опыте:


    От зависти притом коль скучно борониться...

    К «Разговору» по времени их создания примыкают «Стихи, сочиненные на дороге в Петергоф, когда я в 1761 году ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз прежде за тем же», посвященные беспечной жизни кузнечика:

    Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
    Коль больше пред людьми ты щастьем одарен!
    ...

    Что видишь, все твое; везде в своем дому;
    Не просишь ни о чем, не должен ни кому

    Поэт не берется предписывать другим тот или иной образ жизни, он не отдает безусловного предпочтения ни Катону, ни Анакреонту:

    Умнее кто из вас, другой будь в том судья.

    Несходства чудны вдруг и сходства понял я

    И все же для себя и своей поэзии Ломоносов выбирает путь гражданственности, общественных интересов, в чем по сути продолжает традиции русской письменности. «Разговор» заключает ода Анакреонта, в которой поэт заказывает живописцу портрет своей возлюбленной. В ответе Ломоносова речь идет тоже о портрете возлюбленной, но ею оказывается Россия, однако Россия, воплотившая идеалы законности и мира.

    Ломоносову было дано выразить, оформить возникшие в русской культуре тенденции, придать им дополнительные импульсы, определенные черты и тем самым продвинуться к новому этапу в истории русского языка, литературы, общественного сознания. Он стал крупнейшей вехой на пути секуляризации русской мысли. В истории мировой культуры он принадлежит к числу мыслителей, увлекавших человечество к активной деятельности, опирающейся на безграничные возможности человеческого разума. Он утверждал идеалы раскрепощенного разума, ценности личности вне зависимости от ее сословной принадлежности. Активность разума, личности, занятой земными заботами и делами, являлась несомненной принадлежностью духа Нового времени, но у Ломоносова эти идеи неразрывно соединялись с идеей общего блага.

    В средневековой культуре над идеей частного, индивидуального возвышалась идея общего, восходящего к трансцендентной области. Человеческая мысль, устремленная к трансцендентному, отличалась серьезностью и напряженностью. Ломоносов стал одним из тех мыслителей, которым принадлежит исключительная заслуга переключения человеческого интеллекта с трансцендентных проблем на естество, реальность. Но, обращая человеческий разум к земле, поощряя земную деятельность, он был обеспокоен тем, чтобы не порвать их связи с идеями общего и блага. Он разрабатывал философию мира реальностей, в котором сохраняются такие ценности, как общее и благо.

    11. Полагая, что в России дворянство было «рассадником» интеллигенции, американский историк М. Раев считает, что по своему составу российское дворянство в течение XVIII в., наподобие французского, «утратило свою первоначальную однородность и феодальный характер» (116, 68). Автор сузил социальную основу формирования российской интеллигенции, но в книге подробно рассмотрена история дворянства в России XVIII в.

    Разделы сайта: