Глава IV
ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Характерно, что с первых лет существования Петербургской Академии наук в ней стали разрабатываться все области знания, которыми тогда был занят ученый мир. Академик Г. Б. Бюльфингер, выступая в Тюбингене с публичной речью «О петербургских примечательностях» и касаясь деятельности Академии наук, заявил: «Бесполезно говорить, чем там занимаются. Наши печатанные сочинения обнаруживают это ясно. Кто хочет основательно научиться естественным и математическим наукам, тот отправляйся в Париж, Лондон и Петербург. Там ученые мужи по всякой части и запас инструментов».1
Самой сильной стороной деятельности Петербургской Академии были несомненно математические исследования. После смерти Ньютона математический центр мира явно переместился из Лондона в Петербург, где кафедрой математики в Академии заведовал вначале Д. Бернулли, а после него Л. Эйлер. На протяжении столетий петербургская математическая школа признавалась одним из передовых отрядов в истории мировой науки.
После математики важнейшее место в работе Петербургской Академии занимала география. Академия организовывала многочисленные экспедиции для всестороннего изучения близких и отдаленных областей государства. Достигнутыми результатами восхищались во всем мире.
Одной из важнейших задач, стоявших перед Академией наук, было составление географических карт как всего государства, так и отдельных его районов.
В XVIII в., да и в более поздние времена, картографией занимались главным образом астрономы. Так было и в Петербургской Академии наук. Организатором картографических работ являлся академик Делиль, занимавший кафедру астрономии в Академии с момента ее основания. В 1727 г., представляя Академии проект работ по занимаемой им кафедре, Делиль особо ставил вопрос о специалистах, необходимых для решения важных и сложных задач, выдвигаемых географической наукой.
Были ли тогда такие специалисты в Петербургской Академии наук?
В 1727 г. в ней числилось двадцать профессоров и адъюнктов; шесть из них были математиками (считая и астронома Делиля и Л. Эйлера, занимавшего вначале место адъюнкта физиологии).2 Из всех академиков наиболее близок к географии был Делиль, и не только потому что он занимал кафедру астрономии. По его словам, он как бы был рожден в «занятиях» по географии. Дело в том, что его отец Клод Делиль (1644—1720) и его старший брат Гильом Делиль (1675—1726) были специалистами географами. Последний считался «первым географом короля». Он встречался с Петром I, когда тот посетил в 1717 г. Францию, и впоследствии весьма интересовался географией России.3 Из остальных академиков-математиков вопросами географии наиболее глубоко занимался Л. Эйлер, который вначале был назначен помощником Делиля, а затем возглавил Географический департамент, учрежденный в 1739 г.4
С назначением Эйлера руководителем Географического департамента Делиль отошел от картографических работ. Эйлер и работавший вместе с ним другой профессор астрономии Г. Гейнзиус5 не ставили перед собой таких широких задач, как Делиль, стремившийся создать в Академии центр, который руководил бы всеми географическими работами в стране.
После назначения Разумовского на пост президента наступило оживление деятельности Академии. Как только он начал заниматься делами, академики стали обращаться к нему с предложениями об улучшении деятельности возглавляемого им учреждения, в том числе и Географического департамента. Миллер, например, в своей записке, где предлагал развернуть в широких масштабах работу по организации исторических исследований, коснулся и задач географического изучения страны.
За границей в это время по-прежнему мало были знакомы с географией России и потому распространяли о ней самые нелепые сведения. «Что чужестранцы об ней писали, — указывал Миллер, — о том и упоминать нечего, потому что они о подлинном разделении государства, о течении рек, о положении места городов и других знатных мест обстоятельного известия не имели, от чего не токмо там многие из знатнейших городов, но и целые провинции и губернии пропущены. А паче не могли они объявить о особливых нужнейших обстоятельствах каждого места, а именно: о способностях и неспособностях оных, о укреплениях, о величине, о публичных строениях, церквах и монастырях, о числе жителей или дворов, о их торгах и промыслах и о прочих происходящих из истории или до оной касающихся достопамятных обстоятельствах, умалчивая о бесчисленных погрешностях в именах, ибо некоторые имена так испорчены, или вместо подлинных ложные поставлены, что незнающему или тому, кто Россию не всю объездил, никаким образом того разуметь не можно».6 Необходимо было принять действенные меры к широкому распространению верных сведений о России. Миллер, подобно Делилю, настаивал на том, чтобы Академия возглавляла работы по картографии и географию вообще в стране, что несомненно внесло бы надлежащий порядок в это дело. После отъезда Гейнзиуса руководство Географическим департаментом было поручено академику-астроному Х. Н. Винсгейму, выполнявшему эти обязанности до своей кончины, последовавшей в 1751 г. После подачи Миллером упомянутой записки на него были возложены обязанности не только по истории, но и до «географии касающиеся».7
После смерти Винсгейма кафедру астрономии занял А. И. Гришов, которому не было еще тогда и двадцати пяти лет.8 Гришов заменил Винсгейма не только по кафедре астрономии, но и на должности конференц-секретаря Академии. Порученное же ему «смотрение» над Географическим департаментом9 выполнялось им слабо, вследствие чего труды по составлению нового «Российского атласа» были разделены между ним и Миллером. В течение нескольких лет были выполнены отдельные картографические работы. В 1754 г. начались работы по составлению новой генеральной карты России, но они подвигались очень медленно.
Одной из причин неудовлетворительной работы Географического департамента, как и других учреждений Академии, были распри между академиками. О них Ломоносов упомянул в записке «Краткое показание о происхождениях Академического Географического департамента»,10 «Российского атласа», который и был издан в 1745 г., т. е. за год до назначения Разумовского президентом Академии. «При сочинении изданного в 1745-м году „Российского атласа“, — писал Ломоносов, — сколько было шумов и раздоров между профессорами Делилем, Миллером, Гейнсиусом и Винсгеймом, о том всей Академии довольно известно и здесь только для того упоминается, чтобы видеть, как много причиняют препятствий несогласия, ибо посмотрев на тогдашнюю географическую архиву и на изданный оный атлас, легко понять можно, коль много мог бы он быть исправнее и достаточнее. Но, вместо того чтобы поспешать делом, потеряно время пристрастными и бесполезными спорами. И наконец, чтобы как-нибудь скорее издать атлас, выпущены и без употребления оставлены многие, тогда уже имевшиеся в Академии географические важные известия».11
Значительного улучшения в работе Географического департамента не наступило и в последующие годы, когда к руководству этим учреждением был привлечен Миллер. О его разногласиях с Ломоносовым речь уже была. Их взаимоотношения оставались неприязненными и недружелюбными. Это не могло не сказаться и на оценке Ломоносовым деятельности Миллера вообще. Сам Миллер давал не мало оснований к справедливой критике своей деятельности. Не мало горьких истин содержится в следующих строках из записки Ломоносова: «По смерти профессора географии Винсгейма и по поручении Миллеру конференцского секретарства, 1753 года принял он Географический департамент в свое расположение, и с того времени чрез семь лет г. Миллер не издал в свет ничего, что бы к исправлению „Российского атласа“ хотя мало служило, а о целом сочинении атласа не учинено никакого начала и расположения».12
Через год, после того как Ломоносов стал одним из руководителей Академии (советником Академической канцелярии) и в его ведении оказалась вся научная деятельность Академии, 24 марта 1758 г. президент распорядился: «Колежскому советнику г-ну Ломоносову иметь особливое прилежное старание и смотрение, дабы в Академическом, Историческом и Географическом собраниях, тако ж в университете и в гимназии все происходило порядочно, и каждый бы должность свою в силу регламента и данных особливых инструкций отправлял со всяким усердием, употребляя труды свои к настоящей пользе Академии, и ежели что к лутчему произведению ученых дел и к приращению наук усмотрит, о том представлять в Канцелярии протчим г-дам членам, где по общему согласию о том чинить рассуждения и определения».13
Таким образом с 1758 г. Ломоносов официально сделался руководителем Географического департамента. Вопросы географии не были ему чужды и до того, как это учреждение перешло в его ведение.14 Среди сочинений Ломоносова имеются труды по географии, как например «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в восточную Индию».15 «Прибавление о северном мореплавании на Восток по Сибирскому океану»16 и «Прибавление второе, сочиненное по новым известиям промышленников из островов американских и по выспросу компанейщиков, тобольского купца Ильи Снигирева и вологодского купца Ивана Буренина».17
Возглавив Географический департамент, Ломоносов постарался направить деятельность этого учреждения на разрешение главной задачи, а именно на новое издание «Российского атласа», в котором были бы исправлены допущенные ранее ошибки с включением новых данных, накопившихся за это время в Академии и тех, которые надлежало еще собрать. 26 мая 1759 г. состоялось определение Академической канцелярии об истребовании от Сената и Синода географических известий для исправления «Российского атласа».18 Этот документ, кроме советников Канцелярии Ломоносова, Тауберта и Штелина, подписан и самим президентом Академии. Здесь мы читаем: «1759 года мая 26 дня по указу е. и. в. Канцелярия Академии наук, имея рассуждение, что изданный в прошлом 1745-м году Российской империи большой атлас, состоящий в девятнадцати специальных и одной генеральной картах, по поправлении на российском и латинских языках вновь нагридорован и напечатан быть имеет, и к тому необходимо потребно по нынешнему состоянию собрать некоторые известия».
Учреждения, подведомственные Сенату и Синоду, должны были ответить на следующие тринадцать вопросов:
«1. Город чем огражден: каменною стеною или деревяною или земляным валом и рвами?
«2. Много ли приходов внутри и за городом, и которые церкви каменные или деревянные, и сколько верст в окружности имеет?
«3. На какой реке или озере и на которой стороне по реке вниз или при озере по компасу?
«4. По оным рекам какие суда ходят по весне и в межень?
«5. Когда бывают ярманки и откуду больше и с какими товарами приезжают и который день в неделю торговый?
«6. Чего больше родится около того города и какие есть промыслы?
«7. В каких ремеслах народ больше упражняется?
«8. Какие где по городам и по селам заводы, яко-то серебряные, медные, железные и рудные, также и фабрики?
«9. В городах буде есть летописцы, присылать с них верные копии для сочиняющейся «Истории российской».
«10. Села и деревни. Сколько душ по ревизии?
«11. Сколько дымов?
«12. Есть ли ряды и ярманки?
«13. Где есть водяные мельницы, пильные или хлебные?».19
Такой широты понимания задач, стоящих перед Академией в области географии, никто до Ломоносова не проявлял. Астрономы, естественно, интересовались тем, что принято называть математической географией. Миллера еще занимали вопросы исторической географии. Все это было, конечно, важно для изучения России, но явно недостаточно для ясного понимания перспектив ее дальнейшего развития. Впервые Академия приступила к всестороннему изучению родной страны, учитывая не только физические и исторические ее особенности, но и экономические, а в некотором смысле даже и социальные. Цитированная анкета, или, как тогда говорили, «реестр», была впоследствии значительно расширена; главное место заняли вопросы, относящиеся к природным ресурсам и путям сообщений. Реестр включал уже тридцать вопросов, один из них, между прочим, гласил: «В котором уезде который народ живет, один или с другими смешанный».20
Казалось, что столь широкая программа обновленной деятельности Географического департамента должна была вызвать подъем творческих сил Академии. Но Ломоносов и здесь столкнулся с препятствиями, преодолеть которые ему полностью так и не удалось. Мало того, одно время поле битвы даже осталось за его недругами. Надо было обладать неисчерпаемой энергией и несокрушимой волей к победе, чтобы в неравной борьбе добиться определенных и немалых результатов.
Первое препятствие, с которым столкнулся Ломоносов, было отношение Синода к предложению предоставить запрашиваемые сведения. У Синода с Ломоносовым были свои счеты. За два года до того он написал сатирическое антиклерикальное стихотворение «Гимн бороде», по поводу которого был допрошен в Синоде. Во время допроса он «таковые ругательства и укоризны на всех духовных за бороды их произносил, каковых от доброго и сущего христианина надеяться отнюдь невозможно».21 Вполне естественно, что Синод отнюдь не был склонен содействовать Ломоносову в его широких начинаниях. Формально в просьбе Академии Синод не отказал, но отделался отпиской, сводившей на нет обращение к нему. В определении Академической канцелярии от 21 июля 1759 г. записано: «От Святейшего Синода указом объявлено, что означенного описания и планов при Святейшем Синоде не имеется, а что де следует до присылки (копий) с исторических о монастырях, от коего времени оные построены, описаний, о том, когда от оной Академии будут посланы землеописатели, то-де тогда, где такие описания найдутся, о сообщении с оных копий, також и о допущении тех посланных для означенного описания и снятия планов определение учинено будет. И по указу е. и. в. Канцелярия Академии наук приказали: в Святейший Правительствующий Синод взнесть вторичное доношение и объявить, что от Святейшего Синода Академия планов не требовала, а только положения мест, то есть в которой стране какой монастырь и в каком расстоянии от какого города, что не токмо какого монастыря настоятель, но и каждый монах знать и сказать, а копии списать обретающиеся при тех монастырях приказные и другие служители могут, почему особливых геодезистов к снятию планов, а для списывания со описаний копий писцов по монастырям от Академии посылать было б весьма излишнее, и при том представить, не соблаговолит ли Святейший Синод по примеру Правительствующего Сената, разослав куда надлежит указы, собрать все, что для географии и истории российской Академия наук требует, от чего не токмо отечеству польза и слава воспоследует, но и самому Святейшему Синоду такое описание не без надобности быть может».22
Успешную деятельность возглавляемого Ломоносовым Географического департамента тормозили более всего, как это ни странно может показаться, и те академики, которым по роду их обязанностей это учреждение было ближе всего. Как и во многих случаях, личные мотивы были перенесены на деловые отношения. Кроме Миллера, Гришов также вызывал недовольство руководителя Географического департамента. С Гришовым у Ломоносова было столкновение за шесть лет до того, когда тот в 1753 г. на торжественном собрании Академии выступал его оппонентом. Миллер и Гришов перестали принимать участие в работе Географического департамента, хотя они были обязаны выполнять определенные обязанности в этом учреждении. Это было сделано в самый разгар работы, которую развернул Ломоносов; о размахе ее можно судить по его рапорту президенту Академии, поданному 18 октября 1759 г. Ломоносов указывал: «По поручении от вашего сиятельства мне особливого смотрения над Географическим департаментом, во-первых, старался я, как бы сей недостаток отвратить и тем показать в других государствах, что наше отечество не так пусто и безнародно, как на „Атласе“ нашем представлено. К сему концу 1) сочиняются в Географическом департаменте новые карты в большем формате: первая особливая карта Санктпетербургской губернии, потом Лифляндии и Эстляндии, также и Новогородской губернии, что производится из имеющихся в Географическом архиве документов; 2) для лучшего и точнейшего исправления погрешностей и для исполнения недостатков по моему представлению подано от Академической канцелярии в Правительствующий Сенат доношение, дабы повелено было собрать географические известия со всего Российского государства для исправления „Российского атласа“, на что получен от Правительствующего Сената повелительный указ, чтобы географические запросы, в Академии сочинив и напечатав, представить высокопомянутому Сенату для рассылки по государству при указах; и оные запросы сочинены и к поданию отпечатываются; 3) подобное доношение подано и в Святейший Синод для географического знания синодальных строений, откуда также не безнадежно о получении удовольствия».23
Вскоре запрошенные сведения стали поступать со всех концов страны. Предстояла работа по обработке огромного материала, на основе которого и нужно было выполнить намеченную задачу. Надлежало также руководить предварительными работами, проводившимися в Географическом департаменте. Это было прямой обязанностью Миллера и Гришова, но они, как бы сговорившись, ничего в департаменте не делали. «Хотя я неоднократно оным гг. профессорам напоминал, чтобы по силе инструкции в Географическом департаменте в рассмотрении сочиняемых ландкарт потрудились, — писал в рапорте Ломоносов, — однако оного не исполняли».24
Сам неутомимо деятельный, Ломоносов ко всем, кто трудился с ним вместе, был чрезвычайно требовательным. Поэтому он желал иметь в качестве сотрудников ученых молодых и полных сил. К тому времени из среды академических студентов некоторые достигли положения профессора (академика). Среди них был и астроном Н. П. Попов, приехавший в Петербург вместе с Ломоносовым из Московской славяно-греко-латинской академии, и математик С. К. Котельников,25 ученик Эйлера. Их Ломоносов и предложил определить в Географический департамент вместо Миллера. Что же касается Гришова, то хотя он и был моложе Попова как по возрасту, так и по избранию в Академию, но значительно превосходил его по научной подготовке. Поэтому Ломоносов и настаивал на том, чтобы заставить этого одаренного ученого принимать активное участие в работе Географического департамента: «Господина профессора Гришева привести к исполнению должности яко астронома по Географическому департаменту особливым указом, где напомянуть, что он в контракте обязался стараться о приращении географии и поступать по регламенту, в котором астрономия и география соединяются (пункт 2),26 и что от сочинения „Российского атласа“ много зависит чести Академии, которую он наблюдать обязался».27
Для издания точного атласа Ломоносов предлагал отправить в разные концы страны астрономов с целью определения долготы и широты в соответствующих местах. По этому поводу он подал в январе 1760 г. президенту «Мнение о посылке астрономов и геодезистов в нужнейшие места России для определения долготы и широты».28
Хотя вопрос об издании нового атласа был давно уже признан одной из важнейших задач Академии, Ломоносову приходилось вновь и вновь разъяснять значение начатого предприятия. Задуманные экспедиции по астрономическим наблюдениям требовали не малых средств, которые ранее не были предусмотрены. Речь шла об экспедициях, которые должны были продолжаться несколько лет. Но сколько бы это ни стоило, задуманное предприятие было крайне необходимым для страны. «Сколько происходит пользы от географии человеческому роду, — подчеркивал Ломоносов, — о том всяк, имеющий понятие о всенародных прибытках, удобно рассудить может».29 «Российского атласа».
Для завершения работы по подготовке Атласа к печати были срочно необходимы и те сведения, которые запрашивал Сенат, и астрономические наблюдения, о которых речь была выше. В заключение представленного Разумовскому «Мнения» Ломоносов подчеркивал: «Итак, ежели сие дело с надлежащим рачением и беззавистно предпринято и продолжаемо будет (в чем я крайние мои силы употребить намерен), то весьма не сомневаюсь, что через три года будем за божиею помощию иметь несравненно исправнейший перед прежним „Российский атлас“ в шестидесяти или осмидесяти специальных картах с отменными украшениями и с политическим и экономическим обстоятельным описанием всея Империи, включая Сибирь, на которую еще сверх того два или три года употребить должно будет».30
С «Мнением» Ломоносова Разумовский согласился, и 11 февраля 1760 г. состоялось определение Канцелярии об отправлении трех географических экспедиций для установления координат важнейших точек на огромной площади страны.31 Экспедиции возглавлялись академиком Поповым и адъюнктами А. Д. Красильниковым32 и Я. -Ф. Шмидтом.33
Разумовский отнесся внимательно и к рапорту Ломоносова, в котором тот указывал на уклонение от своих обязанностей Миллера и Гришова, и потребовал от них объяснения. Представленные ими ответы его не удовлетворили, и им были сделаны строгие внушения.34 «Подтвердить наикрепчайше, — требовал Разумовский, — чтоб как они, гг. профессоры Миллер и Гришов, так и прочие того Департамента члены неотменно по данной оному Департаменту инструкции исполнение линили под опасением неупустительного штрафа».35
его ловких дельцов. В 1762 г. Ломоносов заболел и долго не мог бывать в Академии. Недруги его не замедлили воспользоваться этим и изобразить дело таким образом, что в Географическом департаменте все обстоит как нельзя хуже, главным виновником чего является руководитель этого учреждения.
Только происками Тауберта и Миллера и главным образом Теплова можно объяснить следующий приказ Разумовского, подписанный 31 августа 1762 г.: «От Географического департамента уже несколько лет почти ничего нового к поправлению Российской географии на свет не произведено, чему по большей части причиною нерачение определенных при оном Географическом департаменте; ибо вместо того, чтобы соединенными силами трудиться к общей пользе, один другому токмо всякие препятствия делает, и время единственно в спорах препровождают; чего ради для прекращения всего вышеписанного, и дабы от управления многими вместо ожидаемого успеха не произошло вящшей конфузии, поручается, до усмотрения впредь, дирекция над делами Географического департамента конференц-секретарю г-ну Миллеру, яко историографу, на основании прежде данной Географическому департаменту инструкции; при чем ему о издавании вновь исправляемых карт употреблять крайнейшее старание, и какие по Географическому департаменту находятся недостатки, об оных чрез Канцелярию обстоятельно мне представить, а нерадивых и неспособных при оном департаменте, от которых как ныне, так и впредь никакой пользы надеяться невозможно, отрешить, обещая напротив того всякие поощрения тем, которые ревность, охоту и способность к делу доказывать будут».36
президенту и предложили ему потребовать от Миллера объяснения. Разумовский в своей резолюции 17 апреля 1763 г. написал: «Требовать у профессора Миллера известия, намерен ли он в департаменте Географическом присутствовать и по инструкции чинить исполнение, признается за излишнее, ибо в Академии поступать по своей воле никто не должен, но по предписанным на то законам...»37
Легко себе представить, насколько велико было негодование Ломоносова. Обида была тем горше, что дело, от которого его отстранили, явно обрекалось на гибель. Когда Тауберт объявил о распоряжении президента, Ломоносова не было в Канцелярии и ему была послана копия распоряжения.38 На это он ответил двумя записками, полными возмущения теми интригами, которые плелись против него. Одна из записок была адресована Канцелярии Академии наук, другая лично президенту Академии.
Решение об устранении от руководства Географическим департаментом Ломоносов воспринял как плохо прикрытое оскорбление, нанесенное лично ему. Не иначе как издевательство он рассматривал обвинение его в нерадивости. Не только в Академии, но и в правительственных кругах было хорошо известно, с каким увлечением и в каких масштабах он развернул работы по географическому изучению страны, готовя новое издание «Российского атласа». По его инициативе Сенат затребовал с мест интересующие Академию сведения. По его же представлению Сенат разрешил Академии и определил ей «вспоможения для географических экспедиций». Его старанием были получены статистические данные о населении страны, необходимые для экономико-географического ее описания.
За время управления Ломоносовым департаментом было изготовлено девять карт для подготовляемого «Российского атласа». Это был явный успех, Ломоносов с гордостью мог заявить: «Геодезисты и студенты Географического департамента, кои прежде ландкарты только копировали, ныне уже сами от себя их сочиняют чрез мое попечение, чего прежде порученного мне над Географическом департаментом особливого смотрения никогда не могла Академическая канцелярия привести в действие или и совсем того не начинала».39
В Географическом департаменте, как, впрочем, и в других учреждениях Академии, были нелады между сотрудниками. Ломоносов этого не отрицал. Такие «недружелюбия» не отражались, однако, на работе руководимого им учреждения, так как, требовательный к самому себе, он подчинял своих сотрудников строгой дисциплине. Ломоносов мог вполне основательно отметить: «А сколько до их прилежания касается, то никто по справедливости сказать не может, якобы они своей должности не исполняли. Свидетельствуют их очевидные и наличные труды. Итак, на меня и на них, якобы не имели рачения, внушено его сиятельству ложно».40
Он со всей решительностью доказывал, что президент Академии наук явно введен в заблуждение заинтересованными лицами.
«Из сего ордера, — писал Ломоносов, — явствует, что о состоянии Географического департамента донесено его сиятельству ложно, ибо остановка печатания давно уже сочиненных карт, к составлению „Российского атласа“ надлежащих, происходила не от меня, яко определенного к тому смотрению члена Канцелярии по силе генерального регламента, ниже от Географического департамента, но подлинно от прочих гг. членов Академической канцелярии и от г. профессора Миллера».41
Задержка с выполнением задач, возложенных на Географический департамент, была неоспорима. Отправка экспедиций для градусных измерений, которые столь необходимы были для издания точного «Российского атласа», не осуществлялась в течение долгого времени. Но виновными в этом являлись как раз те, кто изобразил в неверном свете деятельность этого учреждения в глазах президента Академии наук. Убедительными фактами опровергнув обвинения в «нерачительности» его и его сотрудников, Ломоносов гневно указывал: «Напротив того, препятствия в издании нового „Российского атласа“, происшедшие от прочих моих товарищей, гг. Канцелярии членов, и от г. профессора Миллера, весьма явны и осязаемы... Географические экспедиции задержаны обещанием и отказами выписания астрономических инструментов: г. статский советник Тауберт обещал письменно оные выписать из Англии, а после от того отказался».42
из которой явствует, какое явное невнимание встречало возглавлявшееся им дело. «Грыдорование и печатание сочиненных карт к „Российскому атласу“, — писал Ломоносов в августе 1762 г., — стоит уже два года только за одною апробациею Конференции. А оная тянется без всякой причины».43
Типографией, точнее сказать, всем издательским делом в Академии, ведал Тауберт, и, ссылаясь на разные обстоятельства, он тормозил, как только мог, выпуск готовых карт. Ему было это тем легче сделать, что Ломоносов в это время хворал и не мог лично присутствовать в Канцелярии, по распоряжению которой печаталась научная продукция Академии. Лишенный возможности выходить из дому из-за изнурявшего его недуга, Ломоносов письменно требовал дать делу ход.
Среди выполненных Географическим департаментом работ была почти завершенная карта Петербургской губернии; оставалось награвировать некоторые названия. Эта карта выгодно отличалась от имевшейся в то время карты Ингерманландии44 как обилием новых фактических данных, так и множеством исправлений в старых сведениях. Работа выполнялась как важное правительственное задание. По вине сотрудников Географического департамента она затягивалась. Это заставило Ломоносова как руководителя Академической канцелярии сделать следующее распоряжение: «В прошлом 1760 году посланным из Канцелярии Академии наук указом в оный (Географический) Департамент велено, чтоб Санктпетербургской губернии карту делать наискорее, однако и поныне оная не окончена. Того ради по указу е. и. в. от Канцелярии Академии наук Географическому департаменту сим наикрепчайше подтверждается, чтоб Санктпетербургской губернии карту окончать в самой скорости».45 Когда же новая карта Петербургской губернии была почти закончена, то по распоряжению Канцелярии ее забрали из Грыдоровальной палаты (гравировальной мастерской), находившейся, как и все подсобные предприятия Академии, в ведении Тауберта, и «остановлена, когда уже только одни имена мест нагрыдоровать остались».46
присутствовала только часть членов Академии, имевших наиболее близкое отношение к разбираемому вопросу; в данном случае это были противники Ломоносова. В его отсутствие были рассмотрены некоторые из подготовленных к печати карт. Решение чрезвычайного собрания было изложено в виде рапорта, поданного от имени собрания в Канцелярию. Этот документ, как писал Ломоносов, был «весьма необстоятельный и единственно туда склоняющийся, как бы остановить печатание ландкарт для „Российского атласа“, сочиняющегося под моей дирекциею, и тем учинено явное препятствие изданию оного важного дела и полезного отечеству».47
Приведя конкретные факты, Ломоносов с присущей ему прямотой и решительностью изобличил козни своих недругов, причинявших ему неприятности где только можно. В данном случае обиды терпел не он один, а и его сотрудники; выполненные ими работы, которыми их руководитель имел полное основание быть довольным, были обесценены и отвергнуты. Ломоносов, опровергая все инсинуации своих противников, очернивших работу Географического департамента, негодовал прежде всего за обиженных своих сотрудников.
У нового руководителя Географического департамента Миллера не было нужной математической подготовки, между тем с самого основания этого учреждения длительное время во главе его стояли представители математического разряда Академии, Миллер же в течение семи лет перед передачей его Ломоносову, имея «в своем расположении» это учреждение, ничего в сущности не сделал («не положил ниже начало») для издания нового «Российского атласа» и обнаружил свою неспособность к этому, в силу чего Ломоносову и было поручено «над оным департаментом особливое смотрение».
Согласно уставу Академии наук, в отсутствие президента власть в ней принадлежала Канцелярии. Между тем Ломоносов сам был одним из руководителей этого учреждения, и поэтому переданный ему «указ» Канцелярии об освобождении его от обязанностей руководителя Географического департамента он опротестовал и заявил, что считает его недействительным.
«Краткое показание о происхождениях Академического Географического департамента».48 что было достигнуто за годы, в течение которых он им управлял. Как и во всех своих начинаниях, Ломоносов и на этот раз на первый план выдвигал проблему отечественных кадров. Главными специалистами в Географическом департаменте были адъюнкты Трускот49 и Шмидт. Их Ломоносов обязал подготовить к самостоятельной работе русских геодезистов и студентов, работавших в Географическом департаменте. Он напомнил о дававшихся им неоднократно распоряжениях по этому вопросу. В одном из определений Канцелярии (19 ноября 1761 г.) сказано: «Послать вторичный указ с крепким подтверждением, дабы гг. адъюнкты Трускот и Шмит единственно старались о сочинении нового атласа, а геодезисту Полидорскому и студенту Шишкареву дать сочинять специальные карты, в сочинении которых показывать им надлежащие правила верно и без закрытия, и за ними иметь смотрение наиприлежнейшее им, адъюнктам, за одним Трускоту, а за другим Шмиту, дабы оное яко самонужное дело имело течение со всевозможным успехом и исправностью».50
Разумовский в это время находился в Москве, где пребывал весь двор, приехавший туда в связи с коронацией Екатерины II. На обращение Ломоносова ответа не последовало.51 Он и не ждал немедленных и решительных мер от Разумовского и тогда же написал графу М. И. Воронцову о происках Тауберта, имевших столь печальные для Ломоносова последствия. Прося заступничества, Ломоносов писал: «Сжальтесь, милостивый государь, обо мне, бедном человеке, который тяжкою болезнию столько изнурен, оставлен перед прочими в забвении и, будучи в свете известен как первый в России человек подлинно ученый, претерпеваю гонение от иноплеменников в своем отечестве, о коего пользе и славе ревностное мое старание довольно известно».52
С воцарением Екатерины II М. И. Воронцов лишился былой власти и даже попал в опалу, поэтому, при всем желании, он ничем не мог помочь Ломоносову. В ответном его письме мы читаем: «Что касается до поручения г. Миллеру Географического департамента, то желал я и в сем случае, по всегдашнему моему к достоинствам вашим почитанию, показать вам мою услугу, но, предвидя к тому мало вероподобия, дружески между тем советую оградить себя великодушием и ожидать от времени того, что может быть теперь многим подвержено трудностям».53
не только не возглавил Департамент, но совсем перестал в нем работать. В марте того же 1763 г. состоялось подписанное одним Ломоносовым определение Канцелярии, в котором упоминается об обязанностях, возложенных президентом на Миллера по Географическому департаменту. В этом определении Ломоносов потребовал от Миллера объяснения: «Подать в Канцелярию известие, что он в оном Департаменте присутствовать и по данной инструкции исполнение чинить намерен ли, буде же исполнять того не намерен, чего ради, о чем к нему, г. Миллеру, послать ордер».54
Это распоряжение, как и другие решения, касающиеся Географического департамента, Тауберт отказался подписать. Это не смутило, однако, Ломоносова, и он продолжал управлять столь дорогим для него и важным для страны делом. Однако и его противники не сложили оружия. Они продолжали причинять ему обиду за обидой. Сохранился проект «доношения» Ломоносова в Сенат о затруднениях, которые он испытывает в работе над «Российским атласом». Перечислив все, что им предпринято для осуществления этой задачи, Ломоносов писал: «Но в противность высокого и патриотического благоволения Правительствующего Сената и в испровержение моих благонамеренных трудов и крайнего рачения учинены мне непреодолимые в том препятствия от моих недоброхотов, что не взирая на очевидную государственную пользу, всеми силами проискивали пресечь сочинение оного атласа».55
Новое оскорбление было нанесено Ломоносову самым опасным его противником — Тепловым.
Участник переворота, возведшего Екатерину на престол, Теплов в новое царствование был значительно возвышен и во многих случаях был незаменим при дворе. Его перу принадлежит текст важнейших государственных актов, начиная с манифеста о воцарении Екатерины. Имея, таким образом, близкий доступ к императрице, он был инициатором важных проектов, которые выдвинули его в ряд видных государственных деятелей. С его мнением считалась сама Екатерина и ее приближенные. Одно из новых мероприятий, предложенных Тепловым, имевшее существенное значение для развития культуры России, оказалось направленным против Ломоносова. Оно вновь оттесняло его от управления Географическим департаментом. Теплов предложил направить срочно всю деятельность этого учреждения лишь на составление «карт российских внутренних продуктов» (предметов отечественного производства), причем выполнение этой задачи поручить Миллеру и Тауберту, а руководство всем этим делом («смотрение») Теплов принял на себя. Он добился одобрения своего предложения императрицей, и, таким образом, все, что было сделано Ломоносовым для издания «Российского атласа», не получило продолжения, так как вся деятельность Географического департамента должна была быть сосредоточена на выполнении нового задания, а все другие дела откладывались.
Ломоносов решил добиться заступничества Сената, признавшего издание исправленного «Российского атласа» делом государственной важности. В проекте его доношения мы читаем: «Прислано от г. статского действительного советника г. Теплова в Канцелярию Академии наук сообщение именного словесного е. и. в. указа, чтобы сочинить карты российских внутренних продуктов, а оное сочинение поручается статскому советнику Ивану Тауберту и конференц-секретарю Миллеру под смотрением помянутого г. действительного статского советника Теплова с тем, чтобы все прочие дела в Географическом департаменте оставить, следовательно и сочинение нового „Российского атласа“, который моим рачением с тем намерением и производился, чтобы полезен был для внутренней государственной экономии, что из оных тридцати запросных пунктов явствует. А как из расположения, приложенного в помянутом сообщении, явствует, что на сочинение оных карт продуктам требуются многие годы, то приведение вышепомянутого нового „Российского атласа“ к окончанию не может воспоследоствовать, как бы доброму намерению и ожиданию Правительствующего Сената должно соответствовать и как бы требовала общая государственная польза».56
от руководства Географическим департаментом. Составление экономо-географических карт, имевших несомненно важное значение для начатых тогда в широких масштабах преобразований, осталось в руках Ломоносова. Никто, даже сам Теплов, не понимал лучше его актуальности такой задачи, и Ломоносов с присущим ему увлечением принялся за это новое дело. Через неделю после того, как было объявлено о цитированном выше решении, Академическая канцелярия постановила обратиться в высшие правительственные инстанции и запросить у них необходимые сведения, что должно было быть выполнено в «неукоснительном времени».57
Прежде всего было решено обратиться в Сенат за ходатайством, чтобы этот высший правительственный орган потребовал от местных властей, не представивших еще сведений, срочно прислать их. Самым крупным потребителем продукции отечественного производства являлось тогда военное ведомство. Академическая канцелярия попросила его сообщить, какими отечественными материалами и из каких мест оно пользуется для постройки кораблей и портов, для изготовления огнестрельного оружия и для снабжения армии амуницией и другими припасами.
Значительная часть производства русской промышленности и сельского хозяйства шла на экспорт. Внешняя торговля находилась тогда в ведении Комерц-коллегии; у нее запросили сведения об «отпускающихся из российских портов и сухим путем за границы отгруженных товаров всякого звания из каких мест производятся». То значение, какое Ломоносов придавал всемерному повышению экспорта и снижению импорта, было уже разъяснено в разделе об организации Усть-Рудицкой фабрики. Для успешного разрешения этого вопроса необходимо было солидное знание того, что мы теперь называем производственным потенциалом. Промышленность в России находилась тогда в ведении различных ведомств, из них главными были Берг-коллегия и Мануфактур-коллегия. Первая ведала добывающей промышленностью, вторая — обрабатывающей. Кроме того, существовали еще два самостоятельные ведомства, на попечении которых находились соляное дело и винокурение; они назывались Соляная и Комор-контора.
Все эти ведомства Академия срочно просила сообщить ей списки всех находящихся в их ведении как казенных, так и частных предприятий с необходимыми дополнительными о них сведениями.
По замыслу Ломоносова на основе собранных данных Академии надлежало подготовить специальный реестр, в котором были бы перечислены и охарактеризованы все производящиеся в стране продукты. Для этого он сам составил «Краткое расположение сочиняемого экономического лексикона российских продуктов».58
В предлагаемом Ломоносовым пособии, по его замыслу, должны были содержаться различные справочные сведения. «К оным именам, по алфавиту расположенным, — писал Ломоносов, — приписывать места, где каждый продукт родится или производится, с его количеством и добротою, на том ли самом месте исходит, или для распродажи в другие городы развозятся и каким путем, по чему продается; места упоминаемые поставить на картах, при том присовокупленных, и назначить в лексиконе градус и минуту долготы и широты для удобнейшего на карте сыскания».59
Имея в виду, что порученная Академии работа должна существенно содействовать экономическому подъему страны, Ломоносов придавал большое значение путям сообщения, особенно водным артериям, которые при бездорожье того времени могли и должны были играть особенно важную роль в развитии торговли. Для этого он требовал, чтобы на картах вдоль судоходных рек были поставлены особые значки, указывающие, на каких судах, лодках, барках, романовках, стругах и т. п. можно перевозить грузы на данных участках. На картах должны были быть указаны и другие сведения: «Пересухи летние, соединение вершин, пристани, волоки, пороги назначить по рекам особливыми знаками, нарочно к тому вымышленными. А по сему пути перевозы, мосты, высокие горы и прочая; и наконец, по воде и по суху заставы для пошлин».60
Ломоносову было ясно, что в данном случае необходимо создать не более двух карт — одну для европейской части России, а другую — для азиатской, на которых можно было легко отразить все необходимые данные. При этом обеспечивалась возможность наглядного сопоставления между собой производительных сил каждого района и его экономического развития.
Запрашиваемые Академией сведения поступали с мест неаккуратно: приходилось не раз обращаться в Сенат с просьбами о напоминании тем местным органам, которые не выполняли распоряжения высшей правительственной инстанции.
—1765) проходила очередная перепись («третья ревизия»), и он не замедлил составить «мнение» о соответствующем поручении переписчикам.61 Он полагал, что офицерам, которым было бы трудно выполнить полное описание отведенных им районов, будет сравнительно легко через надлежащие инстанции прислать в Академию хотя бы следующие сведения: количество душ в каждом населенном пункте и в каком из них имеется каменная или деревянная церковь; какими путями сообщения связано каждое селение — водными или сухопутными (трактом или проселочной дорогой), и на каком расстоянии от больших магистралей. «Как далече отстоит от своего присутственного города». Наличие всех сведений, которые Ломоносов подробно перечислил в этом и других документах, позволило бы, по его мнению, завершить такую сложную и срочную задачу, как издание возможно точного «Российского атласа».
Помимо всего прочего, Ломоносов был уверен, что этим изданием Академия наук несомненно внесет новый вклад в географическую науку, который по достоинству будет оценен не только на родине, но и за ее пределами. «Сие, — указывал он, — когда всемилостивейше повелено будет при нынешней ревизии исполнить, то купно с присылающимися из городов ответами на разосланные географические запросы, также с имеющимися в академической географической архиве и впредь получаемыми специальными ландкартами и, наконец, с определенными долготами и широтами нужных мест по астрономическим наблюдениям, лет в пять сочинен и напечатан будет такой „Российский атлас“, которым похвалиться можно пред всею Европою и который принесет великую славу е. и. в., сильное вспоможение в правлении государства и всему отечеству несказанную пользу и удовольствие».62
Ломоносов писал это за год до кончины. Несмотря на изнурительный недуг, он не переставал принимать активное участие в работах Географического департамента. Много времени и сил он отдавал организации подготовлявшихся экспедиций; он составил охватывающий всю страну от севера на юг и от запада на восток список географических пунктов, где должны быть выполнены астрономические наблюдения;63 подал Разумовскому обстоятельную записку, к которой приложил «Примерную инструкцию отправляющимся обсерваторам для определения астрономическими наблюдениями долготы и широты нужнейших мест для географии Российского государства»,64 «произвести в действие неукоснительно».
Мучимый тяжкой болезнью, Ломоносов продолжал посещать заседания Академической канцелярии, когда разбирались вопросы, относящиеся к компетенции Географического департамента. А потом, когда он уже не мог выходить из дому, он письменно сносился с Канцелярией. Между тем, хотя с каждым днем силы его иссякали, он не переставал думать о любимом деле. Об этом свидетельствует последняя известная нам записка, касающаяся Географического департамента. «Прислать, — писал он в Академическую канцелярию 28 января 1765 г., — ко мне последнее мое представление о географических экспедициях его сиятельству г. президенту в оригинале».65 Через два месяца после этого Ломоносова не стало.
Примечания
1 Уч. зап. имп. Акад. наук по первому и третьему отделениям, т. III, вып. 5, 1855, стр. 707.
2 Модзалевский. Список членов имп. Академии наук, СПб., 1908, стр. 10 и сл.
3 См.: Записка о России Гильома Делиля, первого географа короля, в Академию наук, представленная г-ну Шумахеру, библиотекарю его царского величества (В. Ф. Гнучева
4 Материалы, т. IV, стр. 228.
5 Гейнзиус, Готфрид (1709—1769), в Академию поступил в 1736 г.; из России уехал в 1744 г., оставаясь почетным членом Академии.
6 Материалы, т. VIII, стр. 185.
7 В определении президента, подписанном также советниками Канцелярии Шумахером и Тепловым 10 ноября 1747 г., указано: «Понеже сочинение Российской истории и географии требует того, чтоб Российской империи состояние внутреннее не закрыто было перед тем, кто должен подлинные до истории и географии касающиеся известия описать, того ради подлежит к сему делу употребить природного российского и верноподданного человека, которого определить бы Академии надлежало историографом Российского государства. А понеже профессор Миллер так, как профессор истории, употреблен уже в часть некоторую истории Российской, то есть послан был в Сибирь для собирания всех потребных примечаний и для сочинения Сибирской истории, и там около десяти лет пробыл на двойном жалованьи е. и. в. против своего здешнего оклада, чего ради иному сие дело вверить не надлежит, как ему Миллеру» (Материалы, т. VIII, стр. 595).
8 —1760), в Академию поступил в 1751 г. несмотря на молодой возраст, он зарекомендовал себя как выдающийся астроном (до переезда в Петербург служил в Берлинской Академии). К Гришову-ученому Ломоносов относился с большим уважением. Об их отношениях речь будет в главе VI.
9 151, л. 236.
10 ПСС, т. 9, стр. 258 и сл.
11 Там же, стр. 258. Об этом Атласе см.: К. И. Шафрановский. «Атлас Российской», изданный Академией наук в 1745 г. — Природа, 1946, № 5, стр. 81 и сл.
12 ПСС, т. 9, стр. 259.
13 , ук. соч., стр. 368.
14 См.: М. С. Боднарский. Ломоносов как географ. М., 1912; В. Ф. . Ломоносов и Географический департамент Академии наук. — «Ломоносов», I, стр. 244 и сл.; А. И. Андреев. Труды Ломоносова по географии России. — «Ломоносов», II, стр. 130 и сл.
15 ПСС, т. 6, стр. 417 и сл.
16
17 Там же, стр. 507 и сл.
18 Там же, т. 9, стр. 193—194.
19 Там же, стр. 195—196.
20 Там же, стр. 201—203.
21
22 Там же, т. 9, стр. 197—198.
23 —206.
24 Там же.
25 Котельников, Семен Кириллович (1723—1806), питомец Академической гимназии и Университета; слушал лекции Ломоносова по физике. В 1751 г. был назначен адъюнктом, а в 1756 г. — экстраординарным профессором. С Ломоносовым Котельников близко сошелся, когда тот возглавил учебное дело в Академии, о чем речь будет в следующей главе.
26 «Государству не может быть инако, яко к пользе и славе, ежели будут такие в нем люди, которые знают течение тел небесных и времени, мореплавание, географию всего света и своего государства; чего ради иметь надлежит первый класс академиков, который состоять должен из астрономов и географов. Польза непосредственно та от них, что мореплаватели будут искуснее в государстве, которые, не токмо описание всех земель подлинные сочинить, но иногда и незнаемые изобретать могут» (ПСЗ, т. XII. № 9425. стр. 731).
27 ПСС, т. 9, стр. 207.
28 Там же, стр. 211 и сл.
29 Там же, стр. 211—212.
30 Там же, стр. 215.
31
32 Красильников, Андрей Дмитриевич (1705—1773), геодезист и астроном; адъюнкт Академии с 1753 г. О нем см.: Н. И. Невская. Первый русский астроном А. Д. Красильников. Историко-астрономические исследования, вып. III. M., 1957, стр. 453 и сл.; Н. В. Соколова«Ломоносов», IV, стр. 126 и сл.
33 Шмидт, Яков-Фридрих (ум. в 1786 г.), адъюнкт по географии с 1757 г.
34 ПСС, т. 9, стр. 222.
35 Там же.
36 Билярский—575.
37 Там же, стр. 598.
38 Там же, стр. 574.
39
40 Там же, стр. 270—271.
41
42 В журнале Канцелярии от 18 мая 1761 г. записано: «Имели рассуждение о выписании из-за моря для географической экспедиции астрономических инструментов, и притом г-н Канцелярии советник Тауберт предложил, что комиссию о выписании оных инструментов он, г-н советник, принимает на себя, чего ради о том приказали для ведения записать в журнал» (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, № 531, л. 144). На следующем заседании, состоявшемся через четыре дня, Тауберт под благовидным предлогом отказался от своего обещания.
43 ПСС, т. 9, стр. 256.
44 Ингерманландией, или Ижорской землей, называлась тогда территория, составлявшая впоследствии Петербургскую и другие губернии. При разделении России на губернии Ингерманландией называли вначале Петербургскую губернию.
45 ПСС, т. 9, стр. 249.
46
47 Там же, стр. 272.
48 Там же, стр. 258 и сл.
49 Трускот, Иван Фомич (1719—1786), адъюнктом по географии состоял с 1745 г.
50 ПСС, т. 9, стр. 251.
51
52 Там же, стр. 565.
53 Акад. изд, т. VIII, стр. 262—263.
54 ПСС, т. 9, стр. 281.
55 Там же, стр. 284.
56
57 Там же, стр. 293.
58 Там же, стр. 294—296.
59 Там же, стр. 295.
60
61
62 Там же, стр. 306.
63 Там же, стр. 309.
64 Там же, стр. 310 и сл.
65 Там же, стр. 317.